Ольга Гусейнова - Единственная

Еще есть удивительная, явно живая планета, от которой захватывает дух. Только открытая, хоть и опасная, но пригодная к жизни.

С мыслью о ней я заснула.

– Зачем тебе это? – недоумевал Хойт, наблюдая, как я упаковку с едой прятала в шкаф. Заглянул туда и, увидев под одеждой залежи питания и воды, вовсе удивился: – Ты, как мышь, закрома делаешь?

Я смутилась, потом, поморщившись, призналась:

– Недавно проверила первые отложенные пакеты. Еда свежая, вода тоже. А запас карман не тянет. Мало ли что наши непредсказуемые спасатели завтра придумают.

Дмитрий Резников сидел прямо на полу, облокотившись о дверь спиной. И словно внутрь себя смотрел, наверняка задумавшись о чем-то важном. Наконец он поделился, но не на всеобщем, теперь известном и дронам, а на русском:

– Таяна права, Хойт. Нам в самое ближайшее время придется вновь задуматься о спасении.

– Ты считаешь, все настолько плохо? – удрученно вздохнул Кроу. – А я только-только поверил, что выжил.

Я провела пальцами по едва заметным зарубкам, которые зачем-то процарапала на переборке над кроватью. Согласно земному времени, мы прожили у дронов двадцать восемь дней: хронометр мне вернули вместе с вещами.

– По-моему, они выжали из нас максимум информации и взяли все возможные образцы. Заметили, как кардинально изменилось их отношение к нам в последнее время? – Резников озвучил то же самое, о чем догадалась сама, но думать боялась.

Мне осталось только горько добавить:

– Да, недолго они в космических спасателей играли. Быстро им благодушие и расположение изменили.

– На последнем осмотре меня назвали странно – дубликат ранта, – задумчиво отозвался Хойт.

Резников напрягся и сел прямо.

– Вы видели данные, которые они скрупулезно изучают? Благодаря нам. – Мы с Хойтом кивнули, и помощник командора продолжил: – Так вот, дотошные акулы сравнивают наши показатели с приведенными в соседней колонке, подписанной «рант». И разница между нами, как показывает та длинная-предлинная табличка, – очень небольшая.

– Ты хочешь сказать, земляне практически идентичны каким-то рантам? – заинтересовался Хойт.

– Ну не идентичны, различия есть, но минимальные. Вероятно, мы вполне совместимы. И главное, можем дышать одним воздухом и жить в одной среде!

Внезапно мне в голову пришла идея:

– Друзья, а может, ранты живут на той планете? Рядом с которой мы висим? Может голубые акулы открыли новый мир, новый вид, может, даже нас вначале приняли за рантов? Поэтому осторожничали первое время. А теперь выяснили, что мы чужаки из дальних далей, вот и не считают нужным быть с нами вежливыми, а в перспективе – гуманными?

Мы обменялись задумчивыми, озабоченными взглядами.

– Может быть, может быть, – кивнул Резников. – В любом случае я недавно прогуливался в шестой зоне…

– Нам показывали, знаем где, – поторопили мы с Хойтом.

– Так вот, там расположен один из четырех эвакуационных отсеков со спасательными капсулами. Они выглядят необычно, конечно, но если будет хоть пять минут, чтобы разобраться, думаю, я смогу их вскрыть…

У меня ноги ослабели. Я опустилась на край кровати, положила руки на колени и тоскливо посмотрела на Дмитрия:

– Ты хочешь… ты думаешь, нам придется…

– Тай, это очевидно даже такому завзятому оптимисту, как я, – печально усмехнулся Хойт. – Эх, жестока с нами судьба. То бросает в объятия смерти, то снова дарит жизнь, а потом вновь пускает по лезвию ножа.

– Да ты романтик, я смотрю, – весело улыбнулся Резников, сняв напряжение в каюте.

И тем не менее я тяжело вздохнула:

– Кажется, я слишком привыкла к смерти: постоянно кто-то рядом со мной умирает.

Хойт пересел ближе ко мне, неожиданно обнял за плечи и по-дружески тепло посоветовал:

– Детка, ты просто прими как данность: тела – смертны, а душа – вечна. Поэтому, пока есть возможность, борись за жизнь бренного тела и береги бессмертную душу.

Дмитрий добавил:

– Не трать и так короткое время, оплакивая погибших, все равно придет срок, когда мы встретимся где-нибудь…

– Когда-нибудь, – усмехнулся Хойт.

Помощник командора решительно заявил:

– В общем, если из нас троих кто-то не выживет, всякое бывает, совершенно серьезно предупреждаю: я категорически против, чтобы меня оплакивали! Вспомните при случае добрым словом – и достаточно.

– Братцы, если выживу, оторвусь по полной, – пообещал Хойт с прежним задором. – Ни в чем себе не буду отказывать. Есть – от пуза, спать – всласть, любить – от всего сердца. За всех!

И протянул нам руку. Мы поняли его сразу и, положив свои ладони сверху его, кивнули. Дали молчаливое обещание: кто выживет, тот будет жить за остальных.

– Когда собираемся уйти не прощаясь? – вернулся к насущной теме Хойт, посмотрев на нашего командира.

– Надо собрать еще провизии, воды. Может быть, медикаменты…

– Мне вернули аптечку, – похвалилась я. – Пробы взяли, и все. Правда, там ничего особенного, так, первую помощь оказать.

– Хорошо, что одежду оставили, – Хойт одобрительно посмотрел на свою синюю форму с пилотскими нашивками, а потом поморщился: – А то на их дырявые костюмчики без слез не взглянешь.

Я передернулась, поправив форменную серую куртку, наконец-то больше не висевшую на мне как на вешалке.

– Уже месяц здесь и свой прежний вес почти набрала, но мерзну постоянно.

Хойт ухмыльнулся, протянув мне флакончик:

– Я тоже теплолюбивый. На, мне от насморка выдали, могу поделиться.

Я подозрительно посмотрела на зеленую жидкость:

– Они на тебе уже много чего испытывали. Не боишься, если, как неделю назад, опять кровью захлебываться будешь?

– Глазастые умники сказали, тогда дозировку не рассчитали, а так хорошее средство от кашля, – с присущей ему иронией отозвался Хойт. – Но ты права, Тай, меня используют в качестве подопытной крысы и пробуют все подряд.

– А на мне проверяют физические нагрузки, – мрачно поделился Резников. – Позавчера чуть глаза не лопнули от напряжения. Уроды.

Мы с пилотом посмотрели на помкома с сочувствием, глаза у него до сих пор в красных прожилках лопнувших сосудов. Пришел мой черед жаловаться:

– Меня на восприимчивость проверяют. Языку обучили, а теперь тестируют на скорость обучения письму. Цветовой диапазон, широта восприятия обоняния, скорость запоминания, логика мышления… Словно животное. Разные дурацкие задачки предлагают, а потом группой едва не взахлеб обсуждают, как я их решаю. Признаться, я часто просто методом тыка пользуюсь. А они от итогов в ступоре, пытаются логику землянки понять. Каким образом я к тому или иному ответу прихожу. Видимо, стереотипы мышления выявляют…

Мужчины расхохотались. Через минуту Резников, вытерев слезы, сквозь смех выдавил: