Герман Гессе - Рассказы о любви

Солнце светило вечерним закатом, золотило луга и красные черепичные крыши, когда мы снова прибыли в Верисбюэль; маленький мальчик опять сидел под почтовым ящиком, на сей раз без шпица, а над ним, наверху в окне, снова стояла в ожидании девушка, в ее волосах играл солнечный луч, на лице лежал отблеск, что облегчало мое положение, и я мог лучше ее рассмотреть. На мой взгляд, ей было лет двадцать. На этот раз обошлось без фантазий — когда поезд дернулся и медленно покатился, на ее розовых губах сияла чистая, приветливая улыбка, и с этой улыбкой она смотрела мне прямо в глаза, мое сердце бешено забилось и запрыгало от радости. Смотри, говорил я себе, она уже знает тебя и вовсе на тебя не сердится! И на душе стало тепло, едва я подумал, что, возможно, она тоже думает обо мне, как я о ней, и задумывается, кто такой этой посторонний молодой человек.

Так что я хоть и не в первый раз, но влюбился, и это мое состояние нравилось мне чрезвычайно. Скуку как рукой сняло, и мне было стыдно перед самим собой, что я еще совсем недавно был в этом прекрасном месте ко всему глух и лишь слонялся кругом без дела. Леса показались мне теперь утром такими величественными и мирными на фоне светлых нив, как этого не смог бы описать ни один даже самый распрекрасный поэт, а горы вдали взирали на все со своей высоты так тихо и так задумчиво, что я постоянно глядел на них, одолеваемый мыслями, и весь следующий день прошел для меня легко и быстро, как до сих пор еще ни один из них в этой деревне. Повсюду творения рук Божьих трудились, не покладая своих, и все блестело и сверкало в лучах света и радостях жизни.

Однако всего этого великолепия хватило мне ненадолго, и уже через два дня я снова тронулся в путь. Да, она стояла у окна, и если вглядеться попристальнее, то, пожалуй, она даже ждала меня и обрадовалась, увидев снова. По крайней мере на лице у нее заиграла тихая радостная улыбка, и своими темными глазами она смотрела на меня так, что по мне мурашки забегали, словно она поцеловала меня. И стоило только об этом подумать, как мне сильно захотелось этого, и я решил про себя, что рано или поздно я добьюсь поцелуя от этого прелестного создания, что представлялось мне верхом блаженства, однако не такой уж и большой дерзостью. Поцелуй красивой серьезной девушки в губы всегда был моей заветной мечтой, шедшей от самого сердца, но так до сих пор и не сбывшейся. Сейчас мне это казалось возможным, и я чувствовал, что все склоняется к тому, чтобы вылиться в настоящее приключение. Может, мне надо было сразу кивнуть ей или тайком помахать, но мне казалось это слишком рискованным, и я решил дождаться обратного пути и прежде обдумать этот свой шаг.

Тем самым мне было над чем поразмыслить за остаток пути и во время пребывания в Битрольфингене, а также на обратном пути до Верисбюэля, но в итоге я остался при своем первоначальном решении поприветствовать ее сегодня, сделав какой-нибудь знак или помахав рукой. Если она ответит, будет очень хорошо, и тогда я посмотрю, что делать дальше, а если нет, значит, я ей неприятен и останусь нецелованным на долгие годы.

Осуществить намерение мне удалось. Стоило мне только увидеть Гертруду, как я кивнул ей и сделал приветственное движение рукой. И то и другое носило весьма осторожный характер и было неявным, но не ускользнуло от ее внимания, и она, к моей огромной радости, ответила мне, улыбнувшись и дважды кивнув.

Больше всего мне хотелось тут же выскочить из вагона и помчаться к ней, перепрыгивая на лестнице через ступеньки. Я еще раз вопросительно взглянул на нее, и она тут же показала мне свою радостную улыбку, словно вывесила в честь праздника флаг. Сомнений более не было, я нравлюсь ей, она меня отметила и, возможно, даже благосклонно примет мое ухаживание, будет окрылять меня как утреннее сияние, и я уже был готов лечь ради нее по первому зову на рельсы. Поезд тем временем уже отъехал, я молча попрощался с ней и поехал домой сквозь вечернее великолепие красок, преображавших землю.

Это был прекрасный миг, возможно, один из самых прекрасных в жизни, оставшихся в моей памяти. Все в золотом сиянии смеялось и ликовало, согревало юную душу, и я легко и блаженно парил на радужных крыльях как в раю, наполненном молодыми сердцами. А потом этот миг стал угасать, чего я даже не заметил, умчался и был таков, раньше, чем я осознал его, как и любое другое человеческое счастье.

Но пока во мне только зажглась искра приключения и за тихим ощущением счастья и его скорого прихода последовала череда планов и возрастающее желание их исполнения, но одновременно страх и робость, потому что в любовных делах у меня не было никакого опыта. Два дня прошли в бесплодных раздумьях и были потеряны. Моим желанием было поехать в Верисбюэль, сойти там с поезда и каким-то непонятным образом встретиться с ней. Не питая никаких смелых надежд, я все же думал, что мне удастся осуществить заветное желание — красивая девушка приветливо встретит меня и подарит мне поцелуй. Но стоило мне представить, как это будет, когда я сойду с поезда и уже стою на вокзале, и мне надо идти к ней и что-то говорить, а ее отец и, возможно, мать будут присутствовать при этом, то все это оборачивалось для меня неодолимым препятствием, как гора, и казалось невозможным. Моя уверенность окончательно покинула меня. Ну да, она приветливо кивнула мне и даже улыбнулась, конечно, но что из этого следовало? В конце концов, она могла проделать такое со многими проезжающими мимо, сама невинность, и если я заявлюсь, буду стоять перед ней и желать большего, как это будет выглядеть? Она ведь ничего обо мне не знает, еще меньше, чем я о ней. Разве она виновна в том, что меня обуревают такие желания? Ах, она сделала то, что делает с большим удовольствием — поприветствовала меня с присущей ей любезностью, — а я уже считаю, что могу теперь идти и предъявлять свои требования!

На третий день я все еще не знал, что делать, разве что опять поехать на поезде. И можно, конечно, сойти в Верисбюэле или отправиться дальше, это уж как получится. В полном беспокойстве пришел я на станцию и стал дожидаться поезда. Я сел в вагон, кондуктор приветливо поздоровался со мной, как со старым знакомым, и пробил мне в билете новую круглую дырочку, снова появился торговец скотом, а за окном проносились ставшие уже привычными пейзажи и картины, каждая из которых то сулила мне счастье, а то казалась зловещей предвестницей дурного.

Наконец мы прибыли, каким бы долгим ни казался мне путь, в Верисбюэль. Сердце у меня чуть не остановилось, когда я увидел на вокзале Гертруду в бежевом платьице и с большой сумкой в руках, а рядом с ней смотрителя и маленького мальчика и еще невысокого роста худенькую женщину — вероятно, ее мать. Обе они, мать и дочь, были одеты в дорожные платья, и у девушки были красные глаза и по щекам текли слезы.