Ким Су - Девушка конец света

— А как вы думаете, на что поэт мог там ответить? В книжке, помните, пометка: «Ответил там».

Хви Сон посмотрела на меня, как на двоечника:

— А вы думаете, этот ответ уже кто-то нашел?

Все наши знания пусты. Мы думаем, что все знаем, а сами по большей части живем, ничего не зная на самом деле. Мы знаем лишь «нашу» правду, и мы не можем знать правду других людей. И в этом неведенье мы можем прожить всю жизнь, состариться и умереть, — что нельзя не назвать настоящим счастьем. Хотя еще не факт, что мы успеем состариться, поскольку мы можем случайно умереть в любой момент просто из-за своей или чужой глупости. И именно поэтому мы должны быть благодарны каждому прожитому дню. А мы, как дураки, всё сидим и гадаем: где наше счастье? Правильно. Даже самое, самое, самое хорошее время нашей жизни проходит. Но нельзя сказать, что оно проходит бесследно. Возможно, все мы живем и становимся дряхлыми стариками лишь для того, чтобы хотя бы единожды в своей жизни стать ученым, обнаружившим свою тридцатипятиметровую метасеквойю. Священное дерево, пережившее динозавров, оставившее после себя только окаменелые останки, а потом чудесным образом вновь явившее себя миру.

В тот вечер мы с Хви Сон нашли толстенное письмо, запечатанное в пластиковый пакет. Оно было спрятано рядом с могучим корнем метасеквойи около озера. Мы с ней задумались, что же имел в виду поэт в своей записи, нацарапанной на полях книги, и предположили, что, возможно, он мог спрятать что-нибудь под деревом у озера. Тогда мы обогнули водоем и начали разрывать почву у корней. Пакет нашелся неожиданно легко, вероятно из-за того, что с тех пор, как он был закопан, прошел уже не один сезон дождей и почву заметно смыло. Под прозрачной пленкой было написано: «Просьба к тем, кто найдет это письмо. Это очень важно: пожалуйста, отправьте его по данному адресу. Марка уже приклеена, не волнуйтесь о стоимости пересылки». Мы в задумчивости сидели бок о бок с Хви Сон под деревом, под которым когда-то сидел поэт со своей девушкой, чей адрес был написан на конверте, и так же, как они, смотрели на огни города. Они отражались в озере и разрезали длинными неровными бороздами темную рябь воды. Чуть погодя Хви Сон обратилась ко мне:

— Не слишком ли рано мы нашли это письмо? Явно оно еще не успело пролежать здесь сотни лет. Интересно, сколько стоит отправить его по почте?

— Не знаю, не так давно это стоило двести пятьдесят вон, не думаю, что… — Я хотел сказать, что сейчас это наверняка стоит немногим дороже, чем в то время, когда письмо было закопано, но меня прервал удивленный возглас Хви Сон:

— Ну что за человек! Он думал, его письмо когда обнаружат-то?!

В общей сложности на конверт было наклеено марок на две тысячи вон. Хви Сон молчала. Вдоль озера шла дорога, и шелест шин останавливающихся и отъезжавших от светофора машин напомнил мне шепот морских волн.

Итак, заключительной шестеренкой в этой истории стало имя на конверте. Самое удивительное, что от дерева у озера до дома по указанному на конверте адресу можно было дойти всего за полчаса. Сложно было представить, что заставило человека, которого больше нет с нами, закопать письмо, вместо того чтобы отнести его тому, кто живет так близко. Мы гадали, кем была эта девушка. Возможно, для нее это памятное место и она уже не один раз приходила к этому дереву. Мы с Хви Сон решили не выполнять просьбу поэта, по крайней мере, ту ее часть, где он просил отправить письмо по почте, а отдать конверт лично в руки адресату. Мы договорились встретиться в пятницу в пять часов вечера после моей работы. А до пятницы жизнь шла своим чередом. Я продолжал работать в кафе и бегать вдоль озера, поглядывая на метасеквойю. И не каждый раз, но раз на третий, как я вспоминал про Нану, я отправлял ей сообщение. И я все еще чувствовал, что мое будущее достанется кому-то другому. Единственное изменение, которое произошло, это то, что я снова взялся за книгу Эмиля Золя. На что Нана сразу написала сообщение: «Эмиль Золя? Нана Золя! 7/4 2:17 pm Нана» — вот так вот. Так подходил к концу двадцать пятый год моей жизни. Иногда мне на телефон приходили сообщения, некоторые из которых заставляли меня улыбнуться. Вот так вот.

В пятницу светило жаркое, жаркое, жаркое солнце, раскаляя улицу добела. Хви Сон зашла за мной в кафе. Мы пили кофе и ждали, пока жара немного спадет. Мы поговорили о том о сем, а затем я осторожно, чтобы не показаться грубым, спросил у Хви Сон, почему она ложится в больницу. Женщина слегка покраснела:

— Даже не знаю, стоит ли молодым слушать про это. Мне должны удалить одну грудь.

Я пробормотал какие-то невнятные слова сожаления и извинился.

— А за что тебе передо мной извиняться? Это мне должно быть стыдно говорить об этом.

Заметив, что я совсем смутился, Хви Сон засмеялась. И я был благодарен ей за этот смех. Чуть погодя она, все еще улыбаясь, хотя морщинки, собравшиеся вокруг ее глаз, выдавали горькие переживания, сказала:

— Я и сама не знаю, как все сложится. Удалят ли мне только левую грудь, или потребуется резать еще дальше. Врачи не знают, родные не знают. Никто не знает. В такие минуты очень-очень одиноко. Потому что сам себе становишься чужим. Через десять лет… нет, это я уж слишком разогналась. Никто не знает, что через год-то будет. Будет ли все так же жарко палить солнце? Будут ли эти люди все так же сидеть здесь, боясь даже помыслить о том, чтобы выйти на улицу? Какая песня будет популярна следующим летом? На какую страну обрушится следующий тайфун? И этот человек… — Хви Сон указала на конверт, лежавший на столе. — Что двигало им, когда он закапывал письмо под деревом? Он стал очень скрытным после школы, когда поступил в университет, и я даже предположить не могу, что происходило у него внутри… Последнее время я часто вспоминаю его.

Я не знал, что ответить. Я был еще недостаточно умен в свои годы, чтобы подобрать искренние слова, которые могли бы поддержать Хви Сон… я мог только посочувствовать.

— Может быть, в следующем году я займусь стрельбой из лука. Нельзя упускать такую прекрасную возможность, — сказала Хви Сон и снова засмеялась.

— Было бы здорово, — не задумываясь, ответил я и только потом понял, что сморозил очередную глупость. Реплика была действительно дурацкой.

Когда солнце спряталось за домами, мы вышли из кафе и побрели в сторону указанного на конверте адреса. Нас провожал шелест деревьев, высаженных вдоль дороги. Некоторое время мы шли молча, потом Хви Сон сказала:

— Я очень удивилась, когда ты зашел на наше собрание в библиотеке. Ты очень похож на этого поэта. Брови, глаза… я даже ждала, что ты вот-вот назовешь меня по имени.

— Да я сам удивился, когда вы заговорили со мной.

— Потому что я несла какую-то ерунду?