Юрий Рожицын - Солдатские ботинки / Японская зажигалка из Египта.

— Переодели нас в штатское и со своей техникой погрузили на большущий теплоход, — помолчав, продолжал Олег. — И пошли мы по волнам, нынче здесь, а завтра там… Когда Босфор и Дарданеллы проходили, то, от греха подальше, загнали нас в трюм поглубже. Попали в Средиземное море, красотища необыкновенная! Смотрится не хуже, чем сибирская тайга. То синее, то зеленое, то черное… Пришли мы в Александрию, в порту нас толпы египтян встречали. Кричат, шумят, оркестры надрываются. У нас аж мозги набекрень, офицеры и те растерялись, не ожидали такого многолюдья. Кое-как спровадили арабов, выгрузку начали, а на другой день прекратили и этим же теплоходом чуть не всю военную технику обратно в Россию отправили. Хитрая штука получилась! Какой-то журналист сфотал, как мы выгружаем новую технику, и в газету. На первой странице снимок, а над ним по-арабски огромными буквами: «Берегитесь, враги! Русские пришли!» Болтали, скандал мировой получился, потому и технику не стали выгружать. А там были такие штучки, что израильтяне бы ахнули, — попытался он прищелкнуть языком, да не получилось. — Так и пришлось на той работать, которую раньше доставили. А жалко…

В дверь ворвалась Женя. Разрумянившаяся, темноволосая, в халате нараспашку, она ничем не напоминала ту, вчерашнюю, поблекшую и усталую. Из сетки вывалила на кровать два больших пакета.

— Ф-ф-фу-у, — выдохнула она и присела на постель. — Как вы без меня живете? Гляди, Олежка, что я тебе в «Березке» купила…

Он смотрел на нее долгим печальным взглядом, а Женя торопливо, путаясь, развязывала узловатый шпагат. Освободила от бумаги шапку, поднесла к окну, залюбовалась.

— Из ондатры… И всего восемь рублей сертификатами, а у нас ее и за сотню не купишь. Приподнимись, Олежка, посмотрим. Ну, поживей, поживей, чего ты копаешься. Гляди, папа, как по заказу сделана… Поверни чуть-чуть голову, еще, еще. Не бойся, я тебя держу… А это пальто. Наимоднейшее. Немецкое. И тридцать два рубля. Чуть не даром. Одень, папа… Да не горбись. Выпрямись. Так… так… Плечо левое приподними, а то кособочишься. A-а, раненое. Извини, пожалуйста. Нравится, Олежка? Ну, поцелуй меня за хлопоты. Ой, отпусти, шею больно…

Снова я у лестницы. Вскоре появилась и Женя. Вытаскивает из сумочки сигарету, прикурила у меня. Молча стоим, потом спрашивает о беседе с лечащим врачом. Тяжело мне лгать, но и правде она не поверит, не созрела для нее. Правда к ним придет позднее, сама собой, мучительным и долгим путем. Имею ли я право ускорять события, и что нам это всем даст?

— Ну и слава богу, — обрадованно вздыхает она. — Я и Олегу говорила, что нет причины для переживаний. А то вбил себе в голову, что останется инвалидом, а я его брошу. Чудак! Не понимает, как я его люблю. А дети у нас будут? Мне сына хочется, чтобы на Олежку был похож. Я люблю с детишками возиться. У меня сестренка, пока была маленькая, на куколку походила, а сейчас вреднущая стала. Девчонкам не идет вреднущими быть, а мальчишке… Вам понравились мои покупки?

Улетел я через десять дней, Женя на неделю еще осталась. Вскоре пришло письмо, за ним другие.

— Здравствуй, папа! Получил от тебя письмо и поздравление к празднику, за которое большое спасибо! У меня совсем небольшие изменения. Я перестал заикаться. Немного больше стал двигаться. Профессор ко мне не приходил. На праздники в гости приехала Света. Она передает тебе привет и искренне сожалеет, что не смогла видеть. 7 ноября мы втроем здесь пили, я — виноградный сок, а Женя и Света — пиво. Отпраздновали день рождения Советской власти.

Евгений Михайлович обещал выяснение всей картины к концу ноября. Если к концу ноября не наступит значительного улучшения, то он обещает собрать консилиум.

— 11 уехала Женя, накупила на сертификаты различных хороших вещей. Приемник оставила мне, чтобы я не скучал. Она из Красноярска прислала телеграмму, что прилетела и все нормально. Я сначала всплакнул, но сейчас чувствую себя нормально: тверже стою на ногах. Евгений Михайлович говорил, что я скоро буду ходить сам. Мне сейчас делают переливание крови из вены в мою многострадальную попочку.

— Евгений Михайлович говорил, что ты ему звонил. Здоровье мое поправляется медленно, но что поделаешь. Понемногу меня учат ходить. Мне самому мешает то, что я трясусь, а то бы я уже сам смог ходить. Еще у меня в стоячем положении кружится голова, да и ноги не долго держат. В общем, все идет на улучшение. Сейчас мне дают новые лекарства, чтобы я не трясся, я перестану трястись. Буду тогда и ходить. Вырезка из газеты, которую ты мне прислал, понравилась, но!!.. как говорится, каждому свое. Понимаешь, он сперва не ходил, а потом стал ходить, а я сперва ходил, как все люди, потом не стал ходить. Но я уверен, папа, что и я со временем тоже буду ходить… Евгений Михайлович выслал Жене справку, чтобы легче квартиру получить.

…Ваш сын за время нахождения в МГВГ дважды был консультирован профессором кафедры невропатологии 1-го Московского мединститута тов. Вейном А. М., под контролем которого в настоящее время проводится лечение. В связи с тяжелым течением заболевания сын нуждается в длительном лечении. Начальник отдела…

— Был профессор, прописал новое лекарство, а больше я ничего не знаю, он со мной не разговаривал. Ну, а у меня нового мало, правда, ноги у меня стали крепче. Сейчас я уже дохожу до входной двери. А трясусь по-прежнему.

— (Пишет Женя). Дел по горло. Тут работала две недели без отдыха. В субботу и воскресенье приходилось даже работать. Придешь домой, в голове ни одного зайчика, ни одной здоровой мыслишки. Сумбур какой-то. Олег тоже начал жаловаться, что пишу реже. Но теперь исправлюсь, на работу не хожу, началась сессия… О квартире. Что я могу написать о ней? Ходила, действовала. Или у меня не такой внушительный вид, или еще что… Не знаю. Обещают дать, когда он приедет. Этой справки, которую мне дали, якобы недостаточно. Да и нужен сам человек. Мой пыл охладел. Положилась на судьбу. Приедет, видно будет.

— Да, вот мне 21 год. День рождения отметил неплохо для условий, в которых я нахожусь. У меня были Света (сродная старшая сестра) и Женя. Женя приехала 25 февраля, навезла мне подарков от всей родни и сейчас снабжает меня продуктами. Изменений у меня нет. Правда, недавно возили в госпиталь Бурденко. Меня осматривало много профессоров, что они решили — неизвестно. Сейчас мне дают преднизолон. Трясучка немного уменьшилась.

— (Пишет Светлана). Я совершенно согласна, что в Красноярске Олегу пока делать нечего. Мне так показалось, что Евгений Михайлович тоже не очень одобряет идею перевода Олега в Красноярск. Я пока с ним не разговаривала — он прячет от меня глаза, а посему неудобно напрашиваться на неудобный, может быть, разговор… Вообще я как в тяжелом сне. Мне все не верится, что такое огромное горе коснулось нас. Я даже потеряла ощущение реальности своего присутствия в Москве. Все мои мирские заботы отошли на второй план…