Павел Засодимский - Ринальдово счастье

Желания его исполнялись все до единого.

Захотел он научиться играть на арфе – и уже на другой день играл прекрасно. Захотел он научиться танцовать, – явился к нему танцмейстер, и через день Ринальд уже в совершенстве знал все танцы. Знание танцев было важно потому, что знатные женщины той страны только хороших танцоров и шаркунов считали порядочными людьми, то есть стоящими их внимания и благосклонности… Захотел Ринальд познакомиться с тою или с другою наукой, и через несколько дней знал уже более, чем иной мог узнать во всю свою жизнь.

Скоро Ринальд свел большое знакомство. Везде принимали его радушно. В самых знатных домах самые красивые девицы были с ним милы и любезны. Мужская молодежь любила его, как веселого собеседника, допускавшего иногда в разговоре веселые и остроумные, простонародные шуточки. Эти шуточки для молодежи были новостью, а Ринальд между тем, по старой привычке, забывшись, употреблял их в разговоре. Люди пожилые, степенные уважали его за ученость, удивлялись его обширным и глубоким познаниям. Все же вообще в городе считали его необыкновенным богачом, прибывшим неизвестно откуда. Шли слухи о том, что незадолго до его приезда явился какой-то человек (должно быть, управляющий его именьями) и купил для него дом, уже давно стоявший пустым, обмеблировал его, устроил в нем все заново, накупил экипажей, лошадей, нанял слуг…

Так прошло полгода с той снежной, зимней ночи, когда бедный, несчастный каменщик превратился в счастливца… И Ринальд заметил, что в жизни его один день походил на другой, как две капли воды. Позднее вставанье, завтрак, прогулки, обед, приятный послеобеденный отдых – не то сон, не то полузабытье; затем – или у него гости, или он отправляется на бал; позднее возвращение домой и – сон… Он знает, какое кушанье будет у него завтра, послезавтра. Он уже знает, о чем завтра, послезавтра будут разговаривать в обществе и какие остроты и анекдоты он услышит. Часы идут правильною чередой; утро переходит в день, день сменяется вечером, за вечером наступает ночь… За весной идет лето, за летом – осень и зима… Колесо жизни вертится однообразно, не тише, не скорее. На завтра то же, послезавтра то же, как по расписанию. Это страшное однообразие, несмотря на беспечальную, беззаботную жизнь и на весь ее комфорт, начинает как-то смутно неопределенно тяготить Ринальда.

Ночью, во сне, или в шумном обществе он как бы забывался, и ему казалось, что он живет самою настоящею жизнью; но в те минуты, когда он оставался один дома, однообразие и пустота жизни давали ему ясно чувствовать себя. Конечно, Ринальд не грустил о прошлом, – избави Бог!.. Он не роптал на судьбу-волшебницу… конечно, нет! Но ему иногда становилось не по себе, как-то скучно…

Однажды весной, в сумерки, Ринальд долго бродил по своим обширным, великолепным залам, вспоминал о своей прошлой, бедной, рабочей жизни и, вдруг остановившись, оглянулся на окружавшую его царскую роскошь. Вечерние тени уже ложились по углам, и громадные залы в тот тихий, сумеречный час, действительно, казались пустыней – холодною и безлюдною.

«Так вот, значит, что такое счастье! – подумал Ринальд, с удивлением оглядываясь вокруг себя. – Да полно, счастье ли это? Настоящее ли это счастье? Тут не подмен ли какой-нибудь?..»

И в ту минуту какое-то смутное, неприятное ощущение пробежало у него в душе… «При всем изобилии, при всем моем богатстве, при всем моем довольстве, мне как будто бы чего-то недостает… Но чего же? Чего?» – с тайною тревогой спрашивал он самого себя.

Может быть, в жизни Ринальда недоставало радости, – той великой, чистой радости, которая вспыхивает и в темной жизни бедняка, и от которой у человека, – даже накануне смерти, – трепещет сердце и каким-то неземным светом проникается все его духовное существо…

«Все желания мои исполнились… все до единого! – раздумывал Ринальд. – Не позабыл ли я пожелать чего-нибудь такого, без чего не может быть настоящего счастья? Старуха в тот вечер соглашалась сделать меня счастливым и только спрашивала: как я понимаю счастье? – и требовала, чтобы я точно высказал свои желания… О, лукавая старуха!.. не подсказала она мне того, что нужно для счастья…»

Правда, Ринальд забыл пожелать сделаться принцем. Но теперь, за последние полгода, каменщик уже убедился, что не только звание принца, но и гораздо более пышный титул не прибавили бы ему счастья ни на йоту. Нет! Он, видно, забыл пожелать чего-нибудь другого, более существенного, более важного, что окончательно скрасило бы для него жизнь и сделало бы его вполне счастливым…

На другое утро Ринальду пришла в голову блестящая мысль.

«Я хочу видеть весь широкий Божий мир, все чудеса его! – сказал себе Ринальд. – Что ж я, в самом деле, сижу на одном месте, как улитка в раковине! Отправлюсь путешествовать… Посмотрю на чужие страны, на горы, на моря…»

И в тот же день прекрасные вороные лошади, взвевая свои темные гривы, помчали его в заманчивую, таинственную даль.

Перед Ринальдом мелькали веселые, улыбающиеся холмы, поросшие виноградниками, зеленые луга, как разноцветные, пестрые ковры; обширные поля, как безбрежное море колосьев, золотившихся на солнце; мелькали перелески и темные, дремучие леса. Ринальд видел деревни, ютившиеся там и сям; видел знаменитые, старинные города, дивные храмы, словно созданные нечеловеческими руками, и сказочно-великолепные, роскошные дворцы. Он увидел широкие, многоводные реки и чудные, затейливые мосты, переброшенные через них.

Ринальд видел посреди зеленых, изумрудных берегов синие озера – гладкие и спокойные, словно осколки громадного зеркала, там и сям брошенные на землю – для того, чтобы днем с небесной высоты могло смотреться в них солнце, а ночью на их блестящей поверхности могли играть своими бледными, трепетными лучами месяц и звезды… Он любовался на живописные пастушьи хижины, приютившиеся под нависшими скалами, как гнезда горных птиц…

Ринальд со страхом смотрел на пенистые, бурливые потоки, с глухим шумом несшиеся между утесами, и на мшистые стволы елей, вместо моста переброшенные через них, вечно дрожащие над клокочущею бездной и обдаваемые ее брызгами, как дождем. Ринальд взбирался на горные вершины, поднимающиеся выше облаков и от века покрытые снегами и льдом, где жизнь замирает и где лишь бушуют свирепые зимние бури… Он видел громадные водопады, свергавшиеся со стремнин и с страшною, чудовищною силой увлекавшие в своем буйном течении целые скалы и вековые деревья, с корнем исторгнутые из земли. Он видел горячие ключи, бьющие из гор; видел горы, дышащие огнем и пеплом…

И Ринальд изумлялся, то приходил в восторг, то ужасался, то умилялся, растроганный до глубины души.