Семен Юшкевич - Автомобиль

Она весело, точно от цепей освобожденная, подняла глаза, чтобы поискать извозчика, как услышала позади себя знакомый неприятный голос. Малинин, сняв мягкую черную шляпу, шел за ней и что-то говорил ей в спину.

«Что он говорит, я не понимаю, – думала она, – и зачем это?»

Он поравнялся с ней, и ее внимание невольно привлек его большой палец, отделившийся от шляпы, необыкновенно изогнутый и испачканный синей краской.

«А я не знала, что у него такой палец, и почему он краску не отмоет», – подумала она, подавая ему руку.

Они пошли рядом, он продолжал начатое, а она спрашивала себя, как отделаться от него, не причинив ему обиды?

– …Не знаю, прав я, или нет, – говорил он, – но мне почему-то всегда казалось, что я вам неприятен, и мне, уверяю вас, совестно, что я уступил своему желанию подойти к вам. – Он надел шляпу. – Но я так обрадовался единственному случаю. Выйди я из дому на две минуты позже, этот случай мне не представился бы! Тут простая арифметика, а может быть, и не арифметика, – чуть улыбнулся он… – Однако, если мое предположение верно, – спохватился он, взявшись за шляпу и опять показав палец, – то я могу сейчас же уйти.

– Да, вы правы, – хотелось ей сказать, – уйдите, вы мне неприятны, – но у нее не хватило духа, и вместо этого она легко солгала: «Бог с вами, что вы говорите!»

– Ну, спасибо, если так, – просто сказал Малинин. – Я верю, что вы не способны лицемерить, и на мой, пожалуй, неделикатный вопрос, ответили искренно. Я, видите ли, очень мнительный человек и не совсем в себе уверен, хотя я самолюбив, – другой ваш ответ привел бы меня в отчаяние, и я по заслугам был бы наказан… но это уже к делу не относится, – нахмурился он, досадуя, что говорит не то, что нужно.

Она, однако, поняла, что он хотел сказать и тоже, нахмурившись, молчала.

– Мне это ни к чему, – как бы говорила она своим видом, и теперь, кажется, можно нам сказать друг другу прощайте.

– Видите ли, – произнес Малинин, словно не замечая ее недовольства, – странность всего этого, – он не пояснил чего этого, – мне положительно необъяснима. Я еще днем знал, что встречу вас. Почему знал, не знаю, но знал твердо. Со мной, видите ли, бывали прелюбопытные случаи. Я, представьте себе, однажды вспомнил товарища, с которым, еще будучи гимназистом, расстался, следовательно лет пятнадцать тому назад. До этого дня я никогда не думал о нем, я и фамилию его забыл. Как-то утром, умывшись и держа полотенце в руках, я вдруг, а почему, Бог его знает, вспомнил его фамилию: Голянкин! Вспомнил и обрадовался. Что-то этот Голянкин теперь делает? Дошел ли до степеней известных? Вот бы встретить его! И представьте, в тот же день я встречаю Голянкина на улице. Через пятнадцать лет, как только крепко подумал о нем! Это не кажется вам чудом?

«Он, право, гораздо интереснее, чем я предполагала, – созналась себе Марья Павловна, – и даже лицо у него как будто стало другое».

– Да, это очень странно, – серьезно подтвердила она, – но я отсюда вынуждена сделать вывод, что вы, вероятно, сегодня обо мне вспомнили.

Она невольно покраснела от смущения, почувствовав, что не должна была этого сказать.

«Какая я неосторожная, – пронеслось у нее, – что он подумает обо мне».

– Совершенно верно, – обрадовавшись, ответил он, – это было днем, часа в два…

«То есть тогда же, приблизительно, когда и я о нем вспомнила», – быстро подумала она, опять насторожившись и пряча свою душу.

– Но любопытно не это, не то, что я захотел вас встретить, – быстро проговорил, словно проглотил он последние слова, – дело не в моем желании, о котором я бы мог умолчать, суть в факте. Но и это не самое главное. Важно, чему факты такого рода учат, дороги общие выводы. А учат нас подобные примеры признать, что человек есть ничто, что кто-то нами распоряжается по своему усмотрению, что наша с вами встреча не случайна, как и не случайно даже вот это слово, которое я только что произнес. Нет гордого человека, – с каким-то восторгом в голосе сказал Малинин, – а есть звено среди звеньев. Вечно Единое, Рок, Судьба, зовите, как хотите, по своим кругам ведет нас.

Она подняла глаза на него и вдруг не поверила, что перед ней тот самый Малинин, которого она ни во что не ценила.

Куда делись его скулы? Почему он ей казался несимпатичным?

– Видите ли, – продолжал Малинин…

– Нет, нет, подождите, – прервала она его, – вы говорите рок, судьба. Хорошо, но не Бог, не правда ли, не Бог? – торопилась она. – Оно меньше Бога? Я в Бога верю, но это не то, это помимо Бога, хотя, может быть, с Его ведома. Так вы понимаете? Я много об этом думала, но не могла понять. Вот, например, сделаешь что-нибудь, и вдруг вспомнишь, что уже однажды делала это. С вами бывает? Вспомнишь, и тотчас туман в голове. И еще, и еще, – все торопилась она, – предчувствия, сны…

«Но зачем, зачем я это говорю ему?» – краем мысли спрашивала она себя.

– И меня всегда интересовало, – продолжала она, – как доказать судьбу, как доказать, что то, что случилось, не могло не случиться? Ведь совершившееся происходит один только раз.

«Может быть, рассказать ему свой сон с собаками? – с краю все думалось ей. – Или лучше не говорить? Подожду, может быть и скажу».

– Ну, конечно, конечно, – с тем же торопливым нетерпением ответил Малинин, – ее волнение сообщилось и ему, – это не Бог, а в стороне от Бога, может быть меньше Его, может быть больше, что, однако, нисколько не умаляет Его, – поспешил он ее успокоить. – Я в Бога тоже верю, ужасно верю, но и Вечно Единое, или судьба, или рок, или Непознаваемое так же несомненно. Все, рожденное духом человеческим, несомненно. Но это я в другой раз докажу, – еще больше заторопился Малинин. – Второй ваш вопрос интереснее, и вот какой со мной случай был. Я сидел с товарищами у себя в мастерской. Говорили на мистические темы. Я доказывал нашу, до последних мелочей, зависимость от сил, которых умом мы постигнуть не можем. Меня подняли на смех. Тогда, чтобы разрешить наш спор, я предложил сделать опыт.

– Какой же такой опыт? – спросил один из товарищей.

– А я сейчас при вас выстрелю себе в голову, – ответил я, – и если я не должен был умереть от пули, то никакие физические силы не вызовут выстрела, и я останусь цел.

– А если ты должен был умереть от пули? – рассмеялся второй. – Нет, это глупо, ты несомненно умрешь, наделаешь нам хлопот и, главное, ничего не будет доказано.

– Вы циники, – ответил я, – но я вас не выпущу. Я изменю опыт и доказательность его не пострадает. Я выстрелю себе в руку, и если не должно было быть, выстрела не последует.

– Руку искалечишь, – сказал третий, – брось эту затею.

– Почему же мне не выстрелить, если я твердо верю, что и наш спор, и все его последствия предрешены, – ответил я.