Висенте Бласко-Ибаньес - Двойной выстрел

Открывая дверь своей хижины, Сенто замѣтилъ въ замочной скважинѣ какую-то бумажку.

Это была анонимная записка, переполненная угрозами. Съ него требовали сорокъ дуро, которыя онъ долженъ былъ положить сегодня ночью въ хлѣбную печь напротивъ своей хижины.

Вся деревня была терроризирована этими разбойниками. Если кто-либо отказывался подчиниться подобнымъ требованіямі, его поля оказывались опустошенными, жатва погубленною, и могло даже статься, что онъ проснется въ полночь и едва успѣетъ бѣжать изъ-подъ рушившейся среди пламени соломенной крыши, задыхаясь отъ удушливаго дыма.

Гафарро, самый сильный и ловкій парень изъ деревни Русафа, поклялся обнаружить личность разбойниковъ и просиживалъ ночи напролетъ въ засадѣ въ тростникѣ или бродилъ по тропинкамъ съ ружьемъ въ рукѣ. Но однажды утромъ его нашли въ канавѣ съ пронизаннымъ пулями животомъ и отрубленною головою… Вотъ и разберите, кто это сдѣлалъ.

Даже въ валенсійскихъ газетахъ писалось о томъ, что происходило въ этой деревнѣ, гдѣ зпирались съ наступленіемъ ночи всѣ хижины, и воцарилась такого рода паника, что каждый искалъ только своего спасенія, забывая о сосѣдяхъ. И при всемъ этомъ дядя Батистъ, алькадъ даннаго уѣзда въ округѣ, металъ громъ и молнію каждый разъ, какъ власти, уважавшія его, какъ силу во время выборовъ, говорили съ нимъ объ этомъ дѣлѣ, и увѣрялъ, что его и его вѣрнаго альгуасила Сигро вполнѣ достаточно, чтобы справиться съ этою напастью.

Несмотря на это, Сенто не пришло въ голову обратиться къ алькаду. Къ чему? Онъ не желалъ выслушивать пустого хвастовства и вранья.

Достовѣрно было лишь то, что съ него требовали сорокъ дуро и, если онъ не положитъ ихъ въ хлѣбную печь, то сожгутъ его хижину, ту самую, на которую онъ смотрѣлъ уже, какъ на сына близкаго къ погибели. Стѣны этой хижины сверкали бѣлизною. Крыша была изъ почернѣвшей соломы съ крестиками на углахъ. Окна были выкрашены въ голубой цвѣтъ. Надъ входною дверью вился виноградъ, напоминая зеленыя жалюзи, сквозь которыя проникалъ солнечный свѣтъ, отливая яркимъ золотомъ. Кусты герани и лилій окаймляли жилище и охранялись тростниковой изгородью. А за старою смоковницею находилась хлѣбная печь, сложенная изъ глииы и кирпича, круглая и сплющенная, словно африканскій муравейникъ. Это было все достояніе, гнѣздо, гдѣ укрывалось то, что онъ любилъ больше всего на свѣтѣ – его жена, трое ребятишекъ, пара старыхъ лошадей, вѣрныхъ товарищей въ ежедневной борьбѣ за хлѣбъ, и бѣлая съ рыжими пятнами корова, ходившая каждое утро по улицамъ города, гдѣ она будила народъ печальнымъ звономъ бубенчиковъ, въ то время какъ изъ ея всегда полнаго вымени выдаивали молока на шесть реаловъ.

Сколько пришлось положить труда на обработку небольшого клочка земли, который вся семья, начиная съ прадѣда, орошала своимъ потомъ и кровью, чтобы сколотить пригоршню дуро, которые Сенто хранилъ въ горшечкѣ, закопанномъ подъ кроватью! И онъ позволитъ вырвать у себя сорокъ дуро!.. Онъ былъ миролюбивъ; все деревня могла потдвердить это. Онъ ни съ кѣмъ не ссорился изъ за поливки полей, не ходилъ въ кабакъ; у него не было ружья, которымъ онъ могъ бы хвастаться. Единственнымъ его желаніемъ было много работать ради Пепеты и трехъ ребятишекъ. Но разъ хотятъ ограбить его, онъ сумѣетъ защищаться. Господи Іисусе! Въ спокойствіи добродушнаго человѣка пробуждалось бѣшенство арабскихъ купцовъ, которые позволяютъ бедуинамъ избивать себя, но превращаются въ львовъ, какъ только коснутся ихъ имущества.

Видя, что ночь приближается, а онъ еще ничего не рѣшилъ, Сенто отправился за совѣтомъ къ ближайшему сосѣду, старику, который годился только на то, чтобы подбирать хворостъ съ дороги, но, судя по толкамъ, уложилъ въ молодости гнить въ землю двоихъ или троихъ человѣкъ.

Старикъ выслушалъ его, уставившись на толстую сигару, которую онъ свертывалъ своими дрожащими руками съ шелушившеюся кожею. Сенто былъ правъ, не желая разставаться съ деньгами. Пусть грабятъ на большихъ дорогахъ, какъ настоящіе мужчины, лицомъ къ лицу, рискуя своей шкурой. Ему семьдесятъ лѣтъ, ио пусть попробуютъ сунуть ему подобную записку. Посмотримъ, хватитъ ли у Сенто мужества защитить свое добро.

Спокойная твердость старика заразила Сенто, который почувствовалъ себя способнымъ на все ради защиты хлѣба своихъ дѣтей.

Старикъ съ такою торжественностью, точно это была величайшая святыня, вытащилъ изъ за двери семейное сокровище – пистонное ружье, похожее на мушкетонъ, и благоговѣйно погладилъ его источенный червями прикладъ.

Онъ самъ зарядилъ его, такъ какъ лучше умѣетъ обращаться съ этимъ другомъ. Дрожащія руки помолодѣли. Сюда вотъ онъ положитъ порохъ! Цѣлую пригоршню. Теперь порцію крупной дроби, пять или шесть дробинокъ; затѣмъ мелкую дробь, прямо не считая, и наконецъ остается только поплотнѣе забить пыжъ. Если ружье не разорветъ отъ такого смертельнаго заряда, то это будетъ лишь милосердіемъ Божіимъ.

Вечеромъ Сенто сказалъ женѣ, что пришла его очередь для поливки полей, и все семейство повѣрило этому, улегшись рано спать.

Когда онъ вышелъ, хорошо заперевъ дверь хижины, то увидѣлъ при свѣтѣ звѣздъ подъ смоковницею сильнаго старичка, который вкладывалъ пистонъ въ ружье.

Онъ дастъ Санто послѣдній урокъ, чтобы выстрѣлъ оказался мѣткимъ. Надо цѣлить въ отверстіе хлѣбной печи и спокойно ждать. Когда же они нагнутся, чтобы поискать деньги внутри печки… пали! Это было такъ просто, что ребенокъ могъ сдѣлать это.

По совѣту учителя Сенто растянулся среди кустовъ герани въ тѣни хижины. Тяжелое ружье покоилось въ тростниковой оградѣ съ прицѣломъ, направленнымъ какъ разъ въ отверстіе хлѣбной печи. Выстрѣлъ не могъ не оказаться мѣткимъ. Надо только быть спокойнымъ и во время спустить курокъ. Прощай, парень! Ему самому подобныя вещи очень по вкусу, но у него есть внуки, и вообще такія дѣла лучше устраиваются однимъ человѣкомъ.

Старикъ осторожно удалился, какь человѣкъ, привыкшій бродить по роднымъ мѣстамъ, ожидая врага на каждой тропинкѣ.

Сенто показалось, что онъ остался совсѣмъ одинъ въ мірѣ, и что во всей безпредѣльной долинѣ, колыхаемой вѣтромъ, не было другихъ живыхъ существъ кромѣ него и тѣхъ, что должны были придти. О, если бы они не приходили! Дуло ружья звенѣло на краю ограды отъ дрожи въ его рукахъ. Это былъ не холодъ, a страхъ. Что сказалъ бы старикъ, если бы былъ тутъ? Ноги Сенто касались хижины, и при мысли о томъ, что за этой глиняной стѣной спала его Пепета съ дѣтками, которыхъ хотѣли ограбить, и единственною защитою имъ служили его руки, бѣдный человѣкъ снова почувствовалъ себя дикимъ звѣремъ.

Какой-то звукъ прорѣзалъ пространство, какъ будто далеко, очень далеко пропѣлъ съ высоты голосъ пѣвца. Это били часы на городской колокольнѣ. Девять часовъ. Заскрипѣла телѣга, катившаяся гдѣ-то далеко по дорогѣ. Собаки лаяли, передавая свой лихорадочный вой со двора на дворъ, и кваканье лягушекъ въ ближайшей канавѣ прерывалось бултыханьемъ въ воду жабъ и крысъ, прыгавшихъ туда съ береговъ, поросшихъ тростникомъ.