Висенте Бласко-Ибаньес - Осужденная

Онъ сталъ подозрительнымъ, догадываясь о томъ, что роковой моментъ приближается. Онъ видѣлъ это по всему, по любопытнымъ лицамъ, заглядывавшимъ въ дверное оконце, по тюремному священнику, который сталъ приходить теперь каждый вечеръ, какъ будто эта душная камера была лучшимъ мѣстомъ для того, чтобы поболтать съ человѣкомъ и выкурить папироску. Видно, плохо дѣло!

Ставившіеся ему вопросы были до нельзя подозрительны. Хорошій ли онъ христіанинъ? Да, батюшка. Онъ уважалъ священниковъ, a о семьѣ его нечего и говорить: всѣ его близкіе пошли на защиту законнаго короля, потому что такъ приказалъ мѣстный священникъ. И для нагляднаго доказательства своей христіанской вѣры Рафаэль вытаскивалъ изъ подъ лохмотьевъ на груди засаленную связку образковъ.

Тогда священникъ заговаривалъ съ нимъ объ Іисусѣ, который былъ, правда, сыномъ Божіимъ, но очутился въ такомъ же положеніи, какъ онъ, Рафаэль. Это сравненіе приводило бѣднаго малаго въ восторгъ. Какая честь! Но несмотря на то, что это сходство льстило ему, Рафаэлю хотѣлось, чтобы оно осуществилось на дѣлѣ какъ можно позже.

Насталъ день, когда ужасная вѣсть обрушилась на него, какъ громъ. Дѣло въ Мадридѣ было кончено. Смерть являлась, но съ большою скоростью – по телеграфу.

Когда одинъ изъ чиновниковъ сказалъ Рафаэлю, что около тюрьмы бродитъ его жена съ дочерью, родившеюся во время его заключенія, и требуетъ свиданія съ нимъ, у Рафаэля не осталось больше сомнѣній. Если жена пріѣхала съ родины, значитъ, это близко.

Его навели на мысль о помилованіи, и онъ бѣшено ухватился за эту послѣднюю надежду всѣхъ несчастныхъ. Развѣ другіе осужденные не добивались помилованія? Почему же онъ не добьется? Кромѣ того, доброй сеньорѣ въ Мадридѣ ничего не стоило даровать ему жизнь. Она должна была только дать свою подпись.

И Рафаэль обращался ко всѣмъ офиціальнымъ лицамъ, посѣщавшимъ его изъ любопытства или по долгу службы, адвокатамъ, священникамъ и репортерамъ, и спрашивалъ ихъ, дрожа и умоляя, какъ будто они могли спасти его:

– Какъ вы думаете, будетъ мнѣ помилованіе?

На слѣдующій день его должны были увезти въ родной городъ, связаннымъ и подъ охраной, какъ хорошее животное, которое гонятъ на бойню. Палачъ со своими принадлежностями ждалъ уже его на мѣстѣ. Въ ожиданіи момента выхода Рафаэля изъ тюрьмы и въ надеждѣ увидать его проводила цѣлые часы у воротъ тюрьмы его жена, смуглая крупная женщина, отъ которой несло ѣдкимъ запахомъ скотнаго двора каждый разъ, какъ она шевелила своими пышными юбками.

Она была какъ бы ошеломлена тѣмъ, что находится у тюрьмы. Въ ея безсмысленномъ взглядѣ выражалось больше изумленія, чѣмъ горя, и только, когда взглядъ ея останавливался на ребенкѣ, прижатомъ къ высокой груди, изъ глазъ ея выкатывалось нѣсколько слезъ.

Боже мой! Какой позоръ для семьи! Чуяло ея сердце, что этотъ человѣкъ кончитъ такимъ образомъ. Если бы хоть дѣвочки не было на свѣтѣ!

Тюремный священникъ старался утѣшить ее, проповѣдуя покорность. Она могла еще встрѣтиться вдовою съ человѣкомъ, который сдѣлаетъ ее еще счастливѣе. Это, повидимому, оживило ее, и она заговорила даже о своемъ первомъ женихѣ, славномъ маломъ, который удалился изъ страха передъ Рафаэлемъ и подходилъ къ ней теперь въ городѣ и на полѣ, точно желалъ сказать ей что-то.

– Да, въ женихахъ не будетъ недостатка, – говорила она спокойно, со слабою улыбкою. – Но я – хорошая христіанка и, если у меня будетъ второй женихъ, то я хочу, чтобы онъ былъ такимъ, какъ Богъ велитъ.

Замѣтивъ удивленный взглядъ священника и привратниковъ, она вернулась къ дѣйствительности и снова неестественно захныкала.

Подъ вечеръ пришло извѣстіе. Помилованіе было дано. Королева, которую Рафаэль представлялъ себѣ окруженною тамъ въ Мадридѣ всѣми украшеніями и роскошью, которыя Господь Богъ хранитъ въ алтаряхъ, была тронута телеграммами и просьбами и продлила жизнь осужденнаго.

Помилованіе вызвало въ тюрьмѣ взрывъ бѣшенаго восторга, какъ будто каждый изъ заключенныхъ получилъ прощеніе и освобожденіе.

– Радуйся, тетушка, – говорилъ священникъ женѣ помилованнаго. – Твоего мужа не убьютъ. Ты не будешь вдовою.

Молодая женшина стояла нѣкоторое время молча, какъ будто боролась съ мыслями, которыя назрѣвали въ ея умѣ съ тупою медленностью.

– Хорошо, – сказала она наконецъ спокойно. – А когда же онъ выйдетъ изъ тюрьмы?

– Выйдетъ?.. Да ты съ ума сошла. Никогда! Онъ долженъ еще радоваться, что жизнь его спасена. Его увезутъ въ Африку, и будучи молодымъ и сильнымъ, онъ можетъ прожить еще двадцать лѣтъ.

Женщина впервые зарыдала отъ всей души, но это были слезы не печали, а отчаянія и бѣшенства.

– Послушай-ка, – сказалъ священникъ въ раздраженіи: – вѣдь, ты гнѣвишь Госпрда Бога. Ему-же спасли жизнь, понимаешь ли? Онъ уже больше не присужденъ къ смертной казни. A ты еще недовольна?

Женщина перестала плакать. Ея глаза засверкали ненавистью.

– Хорошо… Его не убьютъ… Я рада этому. Онъ-то будетъ спасенъ, а я чтоже?

И послѣ долгаго молчанія она добавила среди стоновъ, потрясавшихъ ея смуглое, страстное и грубо пахнувшее тѣло:

– Осуждена теперь я, а не онъ.