Модест Богданов - О чем горевали птички

Только что проснулось солнышко на новый год. Под старой сиренью, на пушистом снегу, собралась целая толпа птичек. Были тут воробышки – буйные головушки; были тут чечётки – воробышкам тётки; были тут снегурочки – красненькие дурочки; были тут синички – птички-мастерички. Собрались толпою, судят, что им делать.

Старый год убрался – новый наступил. Дедушка морозец думал, как бы лучше встретить новый год. Заглянул он в окна: видит, все хлопочут, чистят и метут. Догадался старый; созывает тучи и велит посыпать землю свежим снегом. Тучам то и на руку, чтоб освободиться от снежинок лишних. Всю-то ночь работали; к утру на покой ушли. Как проснулось солнышко, видит – всё чистенько, бело на земле. Только его деткам, пташкам и зверушкам, этот снег – беда. Травы позасыпало; на ветвях присесть нельзя. Голодают бедные – нечего поесть.

Собрались пичужки и ведут совет.

– Чуть жив, чуть жив, – говорит воробей.

– Фью, фью, фью, фью, очвечает снегурочка.

– Можно бы почек поесть, да на ветку нельзя присесть.

– Пинь-пинь, тарарах, кто голоден, тот дурак! – смеётся синичка.

– Чего ж поесть, чего ж поесть? – спрашивает чечётка.

– Подождите, друзья! – говорит овсянка. – Новый снег непрочен. Солнышко его растопит, тогда найдём и зёрнышек.

– Да, – говорит воробей, – жди, кума, если сыта, а нам голод не тётка.

Толковали-толковали, а всё ничего не придумали.

– Постойте, – говорит синичка, – я всех вас выручу. Порхнула она и полетела на окно. Стук-стук в стекло. «Пинь, пинь, тарарах». Белая занавесочка не колыхнётся. Подождала она да опять стук-стук в окошко. «Пинь, пинь, тарарах, тарарах!» – громче прежнего закричала синичка.

Вдруг занавесочка колыхнулась, поднялась, и черноглазая девочка появилась перед синичкой. Синичка до того испугалась, что скорей порхнула прочь.

А птички подняли её на смех.

– Что, – говорил воробей, – сунулась ворона в барские хоромы, да и бежать скорей.

– Ах ты, насмешник, конопляный воришка! – обиделась синичка. – Похожа ли я на ворону? Я тебе сейчас покажу, что я не трусиха, – и порхнула на окно. Девочка даже руками захлопала от удовольствия.

– Митя, – кричит, – Николушка, поглядите, какая хорошенькая птичка прилетела ко мне!

– Тише, тише, – говорит Митя, – не то она улетит. Прибегают оба мальчика, и пошли у них толки. Коля говорит: – Я поймаю птичку.

– Нет, не поймаешь, – дразнит Митя.

– Нет, поймаю. А синичка так и вертится: «Пинь, пинь, тарарах!» Заглянула Лёля вниз, там целая толпа птичек. Нахохлились, прищурили глазки, сидят в снегу.

– Ах вы, глупые мальчики, – говорит Лёля, – чем спорить, давайте накормим птичек. Видите, они голодные, озябли.

– Накормим, накормим, – повторили мальчики, – только как это сделать? Форточки открывать нам не велено.

– А знаете как? – говорит хитрый Митя. – Мы попросим Григория. Он нам всё сделает.

Старый повар Григорий устроил живёхонько. Перед окном на снегу он поставил ящик вверх дном, насыпал на него песку, а на песок всякого птичьего лакомства: конопляного семечка, проса, овса, хлебных крошек. Дети так и припали к стёклам окна. Прошло несколько минут. «Пинь, пинь, тарарах!» – кричит синичка. Повертелась на дереве, порхнула на ящик и закричала от радости. Никогда ещё не ела она такого хорошего обеда! Скачет синичка по столику, как добрая хозяйками гостей созывает:

– Слетайтесь, воробышки-голодные утробушки; слетайтесь, чечёточки – весёлые трещоточки; слетайтесь, овсяночки, просяночки; слетайтесь, щеголята – весёлые ребята; слетайтесь, синички – милые сестрички!

И слетались пичужки на богатый стол пир пировать, низко кланялись синичке. А поевши, собрались, затянули хором песенку кто во что горазд.

С той поры Григорию сторожу, баловнику детскому, прибавилась одна заботушка. Как начнётся утро, глядь Митя пискун или Коля крикун бегут к нему с крошками, а Леля черноглазка тащит семечки – «Милый Гриша, отнеси завтрак птичкам».

С тех пор не о чем было горевать птичкам на нашем дворе. Каждый день в урочный час слетались они к окну детской и пировали на столике-ящике. С каждым днём на пир слеталось всё больше и больше гостей. С каждым днём птичий хор пел лучше и лучше.

– А, ведь хорошо, Леля, что ты придумала кормить птичек? – говаривал Николка, целуя свою маленькую сестрёнку.