Орозбек Айтымбетов - Кузнец

Мне показалось, что огромные кулаки Барпы дрожат. «Сейчас начнет рассказывать про войну», — подумал я и устроился поудобнее. А Барпы сидел молча, опустев голову, и не поднимал взгляда от земли.

Вдруг он вздрогнул и резко встал, опираясь о стену руками. Схватил с подоконника свою старую шляпу, повернулся и направился к двери, не говоря ни слова. Его деревянная нога, казалось, пробьет пол, так сильно она стучала. Выходя, он ударился плечом о косяк двери.

Я испугался и ничего не мог понять.

— Что с ним случилось? — спросил я бабушку. — Почему он так?

Бабушка стояла у окна и смотрела на улицу.

— Они воевали вместе, — тихо ответила она. — Барпы был у Кубата командиром роты. Какое-то задание надо было выполнить. Все знали, что с него живым не вернуться. И Барпы послал Кубата…

Я выглянул из окна. Кузнец был уже далеко. Он шел прямо посередине улицы, широко отмахивая деревянной ногой и яростно всаживая в землю самодельную палку-трость.

Возле кузницы стоит старый ЧТЗ. Колеса у него железные, со спицами, как у телеги. Трактор весь покрыт бурой ржавчиной, от мотора почти ничего не осталось. Ветер тоскливо свистит, обдувая его со всех сторон.

— Почему он тут стоит? — спросил я однажды у Барпы.

— Никому не нужен, — объяснил он. — И стоит.

— Мы с ребятами укатим его на металлолом? — вопросительно посмотрел я на кузнеца.

— Нет, — ответил кузнец.

Я пошел к трактору и попробовал толкнуть его. Трактор, словно врос в землю, даже не шевельнулся.

В обед, допив свой айран, Барпы показал рукой на ЧТЗ.

— Это трактор моего сына, — проговорил он. — Трактор Сапара. Он был первым трактористом в нашем колхозе. Погиб в сорок четвертом. В Чехословакии. — Старик замолчал. Встав, начал ходить взад-вперед по кузне. Взял зачем-то с наковальни молоток. Про меня он, по-моему, забыл. — Не послушался, — продолжал он глухо. — Приписал себе два года, пошел добровольцем. И вот отец вернулся, сын погиб. Мать умерла, меня не дождалась.

Барпы ударил молотком по наковальне. Вдруг он заметил меня, сидящего с недопитой кружкой айрана в руке. Странный у него был взгляд.

— Иди домой, сегодня мало работы, — сказал он.

Я тихо выскользнул в дверь и, обойдя угольный сарайчик, прильнул к маленькому окошку. Барпы ходил по кузнице, что-то говоря сам себе. Неожиданно он остановился у наковальни и, размахнувшись, запустил молотом в кучу железа. Раздался грохот. Барпы, обхватив голову руками, опустился на табурет прямо напротив окошка и долго сидел не двигаясь.

Уже осень. Я работаю в кузнице Барпы почти полгода. За лето я вырос из всех своих брюк и пиджаков. Бабушка шутит, что скоро мне будет мал далее отцовский костюм.

Руки мои огрубели и потяжелели. Иногда я чувствую в них такую силу, что, кажется, могу забросить молот на луну.

Барпы часто оставляет меня вместо себя, когда уезжает в город на своем красном «Москвиче», который ему купил колхоз, или когда у него болит нога. Иногда мы ездим с ним в санаторий проведать моего отца. После контузии на войне прошло уже много лет, но ему и сейчас по нескольку месяцев в году приходится лечиться.

Однажды я нечаянно услышал разговор Барпы с моим отцом.

— Ты присматривай за моим Ишенбаем, — просил отец.

— Не беспокойся, — обещал Барпы. — В люди я его выведу. Он мне как родной сын. Чем-то напоминает моего Сапара. Хороший мальчишка. Я к нему привязался за последнее время…

На обратном пути мы ехали молча. Я смотрел все время на дорогу и думал. Об отце… О его братьях, погибших на фронте. О матери. О бабушке. Наконец, о Барпы. Моя мысль все время возвращалась к нему. Изредка я украдкой бросал взгляд в его сторону. И вдруг такая нежность охватила меня к этому человеку, что на глаза навернулись слезы. Я не мог их сдержать и уткнулся в боковое стекло. Шел дождь, мимо с ревом проносились автомашины.

Однажды, когда мы чинили плуг около кузницы, вдруг показался из-за поворота председательский «газик». С председателем приехал незнакомый парень, одетый по-городскому и похожий на нашего учителя по рисованию.

Они поздоровались с нами за руку. Председатель поинтересовался здоровьем Барпы, здоровьем моего отца, расспросил, как идет работа. Потом представил юношу:

— Аксакал, вот корреспондент приехал из Фрунзе. Хочет о вас написать.

Парень при этом кивнул головой, подтверждая слова председателя, и учтиво улыбнулся.

Барпы ничего не ответил. Молча собрав лежавшие на верстаке инструменты, пошел в кузницу. Приехавшие — за ним. В кузне сразу стало темно и тесно, Председатель и корреспондент несколько раз переглянулись. Барпы, стоя к нам спиной и раздувая горн, сказал раздраженно:

— Нечего обо мне писать. Уже писали много раз, хватит. Что я, маршал Жуков, что ли? Зачем из меня героя делать? Он подошел к наковальне, оперся о нее руками. — Вся страна воевала. Многие жизни свои положили. О них надо писать. О его дяде надо писать, — Барпы кивнул в мою сторону. — Нельзя только на ордена смотреть. Алтынбай не воевал, что ли? Рысбек не воевал, что ли?

Кузнец замолчал, наступила тяжелая тишина.

— Извини, председатель. — будто очнулся Барпы после долгого молчания. — И ты, сынок, не сердись, — посмотрел он в сторону корреспондента.

…Я слышал, как корреспондент говорил председателю, когда они садились в машину: «Его тоже надо понять. Ведь война для него в сорок пятом не кончилась».

Тот день я хорошо помню. Я пришел на работу пораньше, захватив с собой полученную накануне газету, Там была большая статья о Барпы. «Вот он какой! — изумленно думал я о старике, подметая кузницу. — Ну сегодня-то я заставлю его разговориться…» Взяв газету, я опять перечитал статью.

Барпы пришел в хорошем настроении.

— Доброе утро, головастый, — поздоровался он со мною и похвалил: — Вот молодец, что подмел пол. Давно мы уборку не делали. — Повесил на гвоздь свою старую шляпу, снял латаную фуфайку. Сумку с айраном поставил на полку. Начал раздувать горн.

Барпы не любит отвлекаться, если начнет работать, и поэтому я решился…

— Ата, — подошел я к нему. — Расскажите, как вы три танка подбили в одном бою?

— Кто это тебе сказал? — строго посмотрел он на меня.

Я не выдержал его взгляда и потупился.

— В газете написано. — Я протянул ему газету.

Он вырвал ее из моих рук. Подойдя к окну, начал читать. Быстро пробежал глазами, бросил на станок.

— Чего тебе рассказать? — сердито спросил он. — Как я три танка подбил? Сам не знаю. Я их не один подбивал. С Рамадином. С черкесом. А тут про него ни слова. Про меня же столько понаписали, словно я один всю немецкую армию разгромил. Не будь Рамадина, не жил бы я сегодня. Он меня вынес на себе. А сам погиб…