Владимир Аренев - Мастер дороги

Какое-то мгновение старик, казалось, сомневался. Готов был сесть рядом с гостем и действительно рассказать обо всем. Но мгновение это прошло – старик решительно мотнул головой и, не попрощавшись, зашагал прочь.

Крокодил сидел и курил – недвижный, словно статуя. Наблюдал. Может, и ждал чего-нибудь. Ласточки метались у него над головой, и по-прежнему растерянно бродили тучи.

Наконец в небесах громыхнуло. По морде Крокодила скатилась капля.

Шаркавшая мимо бабка, вздрогнув, воровато осенила себя знаком Медвежьей десницы.

Снова громыхнуло – и тотчас шелестящим шелковым потоком хлынул ливень. Крокодил даже не шелохнулся.

В коридоре было тесно и душно, пахло дешевым одеколоном, хлоркой и почему-то жженой резиной. Очередь жалась к стене, шуршала документами; на разговоры сил не было. Старик стоял, расправив плечи, ждал, как все; то хмурился, то вздыхал, то принимался смущенно разглаживать карманы пиджака. Наконец дождался – и, твердо чеканя шаг, вошел в кабинет.

В кабинете никого не было. Он сбился с шага, завертел головой.

По ту сторону зарешеченного окна барабанил ливень, уже на излете. Висел над столом портрет президента, на стульях и в распахнутых шкафах громоздились горы серых папок. Запах жженой резины был здесь отчетливее, резче.

Из-под стола выглядывал краешек мохнатой ступни.

Старик кашлянул. Шуршание оборвалось – на столешницу легла ладонь, вполне человеческая, затем раздался негромкий стук, сразу за ним приглушенные ругательства. Наконец появилась голова – округлая, покрытая на макушке жесткой, мышастого цвета щетиной. Ладонь потерла эту щетину, другая – с клацаньем поставила на стол треснувшую пепельницу.

Голова повернулась к старику и велела:

– Подайте-ка веник – там, в углу, за кулером.

Старик подал.

– И совок, пожалуйста.

Старик поискал и признался:

– Совка нет.

– Тогда… ладно. – Хозяин стянул со столешницы лист бумаги, зашелестел, зашуршал им по линолеуму. Наконец выбрался из-под стола и – одна нога в мохнатом тапке, вторая босая – прошлепал к мусорному ведру. Ссыпал пепел и окурки, смял и бросил туда же листок. – Документы все есть? – спросил, не глядя.

– Я как раз… – сказал старик. Заозирался в поисках свободного стула.

Хозяин вернулся к себе, заглянул под стол, проворчал: «Ах ты!.. и смердит же, ах, глупо как!..» – выпрямился и со вздохом упал в кресло.

– Документы, – повторил. – Список на дверях.

Старик помолчал, как будто что-то для себя решая.

– Если нет – тогда не приму, – добродушно сообщил хозяин кабинета. Он сунул в угол рта сигарету, пошарил рукой в поисках зажигалки, чертыхнулся и в третий раз полез под стол. Сел, щелкнул, затянулся.

Старик наконец шагнул к столу и спросил, совершенно другим тоном:

– Не узнаёте?

– А должен? – все так же радушно осведомился его собеседник.

– Я – Иван Васильчиков.

– Поздравляю, это удачно, н-да, повезло вам. А я – Альберт Гусарькин. Держите вот, – он протянул чистый лист и кивнул на стаканчик с ручками. – Садитесь, пишите. А, ч-черт, давайте его сюда, – забрал стоявший на табурете телефон, взгромоздил перед собой.

Тот, словно лишь этого и дожидался, задребезжал.

– Пишите, – повторил Гусарькин, – «Я, Иван – отчество – Васильчиков, год рождения, потерял паспорт» – и дальше подробно где, когда. Но учтите – все равно без документов не приму. – Он снял трубку, с досадой поглядел на сигарету и старательно вдавил ее в пепельницу. – Да, – сказал, – слушаю, говорите. Боже, Маруся, ну что ты начинаешь… я тебе тысячу раз… нет… нет… потому что не мог, вот почему, мне тут вон буквально пару минут назад… представь себе, именно он, сам, именно – и с таким… новые, мать их, веяния, ты себе не представляешь, кому мы теперь будем выписывать… я тебе этого не говорил… а вот так, особые бланки, да, и представь, по-латыни тоже… очередной, блин, виток добрососедских… А? Ну да, да. Я же сказал – пусть с заявлением приходит, лучше всего сегодня бы, но, – он поглядел на часы, – сегодня явно не успеет, поэтому пусть послезавтра, с девяти до трех, ну конечно без очереди, что ты городишь-то, Господь-Медведь! – да, да, не надо, так разберемся, да, пятьсот, я же… нельзя, это, в конце концов, не я ведь… ну а если понимаешь – к чему тогда эти… ага, именно. Всё, всё, давай, у меня тут… – он поглядел на старика, который сидел и даже не думал писать, – …люди тут у меня, все, давай. – Он положил трубку и потянулся за сигаретой. – Дедушка, вы чего ждете?

– Я не знаю, когда и где потерял паспорт, – спокойно, как маленькому, сказал старик. – Если бы знал – я бы его нашел, верно?

Гусарькин рассеянно кивнул, достал зажигалку.

– Это вы сейчас тонко подметили, дедушка. Ну так пишите, когда именно обнаружили, что он пропал.

– Сегодня утром обнаружил. Вчера ходил в жэк, уточнял по поводу тарифов. Ведь обещали бесплатные участникам – пусть держат слово! Паспорт брал с собой, в карман клал. Утром кинулся – нет.

– Дедушка, а дома-то вы хорошо смотрели? Может, переложили куда – и забыли, с кем не бывает.

Старик вдруг оглушительно хлопнул ладонью по столу и поднялся:

– Я вам не дедушка! Что за панибратство вы тут развели?! Это государственная контора или… или шар-рашка какая?!

– Ладно, – сказал Гусарькин со вздохом. – О’кей. С заявлением вам все ясно, гражданин Васильчиков? Дальше – удостоверяющие вашу личность документы имеются? Свидетельство о рождении, пропуск какой-нибудь, пенсионный билет?..

– Все брал с собой, – сказал старик на тон ниже. – А свидетельство утеряно давно, в войну еще…

– Дальше, – не слушая, продолжал Гусарькин, – подлинники и ксерокопии документа о семейном положении: свидетельство о браке, о расторжении брака, о смерти супруга…

– Не женат и никогда не был. Детей тоже нет.

– Фотографии три на четыре, пять штук. В Сбербанке проплатите госпошлину за новый бланк, квитанцию тоже принесете. Можете не записывать, перечень, как я говорил, на дверях. С той стороны. Или, если хотите, вот ксерокопия, здесь же и наши приемные часы указаны. Девять рублей, восемьдесят пять копеек, лучше без сдачи, сдачи у меня нет.

Он принял десятку, дождался, пока старик выйдет, и хмыкнул:

– Ишь ты, «Васильчиков»… А с виду приличный. – Почесал щетину на затылке, принюхался, скорчил рожу и вяло рявкнул: – Следующий!..

Дождь гнался за стариком по пятам – и все время не успевал. Когда старик переходил Троицкий, было видно, как тучи ползут над островом, густые и гневные, разрывая себе брюхо о шпиль Петропавловки. Ползут слишком медленно, чтобы принимать их всерьез.

На мосту старик остановился и какое-то время смотрел вдаль. Солнце величественно сияло в разрывах туч, разило лучами. Шрамы от зубов на нем были сейчас почти незаметны.