Михаил Башкиров - В этой старой гостинице на берегу

– Как же вас после этого не уважать!

– Не надо так, прошу тебя, не надо… Хочу, страшно, до боли хочу, чтобы мои дети получили высшее образование. И поверь, они его получат. Но не хочу, чтобы они стали такими, как ты… Сидишь, помалкиваешь, ухмыляешься… Думаешь: треплет мужик зря…

Нарисовался Виктор и пристроил шипящую сковороду с разогретой тушенкой на стол.

– Кушать подано!..

Потом была долгая ночь.

Дядечка стонал под одеялом, переживая за портфель.

Виктор глазел на пьяного шабашника, приложив транзистор к уху.

Я молча, изредка снисходительно улыбаясь, слушал излияния бригадира, который все пытался доказать правильность своей жизненной позиции…

Я прошел в шестнадцатый номер.

На кровати шабашника сидел юнец с редкими усиками и ковырял маленьким ножиком под ногтями.

– А я нашему другу из Баку сюрприз приготовил! – сказал, входя в комнату, Виктор. – Извиняюсь… Неужели он изменил себе и перебрался в другой номер? Или бросил шабашить?

– Бросил! – сказал я и почему-то вспомнил уставшие глаза тети Маши и ее беспомощно лежавшие на коленях руки. – Навсегда бросил!..

В тот день Виктор с утра загулял.

Такое с ним случалось не часто, но если случалось, то надо было просто переждать пару дней, а затем все входило в привычную колею.

После срыва шофер становился покладистым и особенно добрым.

Пил он один, закрывшись в будке машины, там и ночевал, в спальнике, накинув сверху палатку.

Я съездил на автобусе в книжный магазин, сходил в столовую, вернулся в гостиницу пешком, через понтонный мост, и, придя в пустой номер, улегся поверх одеяла…

Проснулся я от дружного топота ног и гула голосов.

Ничего не соображая, перевернулся набок и тут увидел, что вся комната забита туристами.

Все прокопченные, обветренные, в штормовках, стоящих коробом, вязаных шапочках.

Они перетаскивали из угла в угол брезентовые тюки и сложенные пополам весла.

Я подпер голову рукой и стал наблюдать за шумной компанией.

Но на меня не обращали никакого внимания.

Тогда в знак протеста я повернулся обратно к стене, впечатал щеку в подушку и сделал вид, что сладко сплю.

Дверь ежесекундно хлопала.

Стекла в окнах досадливо вздрагивали.

Мне даже показалось, что с потолка сорвался увесистый кусок штукатурки…

И вдруг – тишина…

Только из коридора доносилось эхо удаляющихся шагов.

Рванули, наверное, в столовку или по магазинам… А может, у них какое-нибудь мероприятие запланировано… Им без этого никак нельзя…

Довольный, я соскочил с кровати, сунул ноги в сапоги, потянулся и услышал смех.

За столом сидела маленькая, худенькая, остроносая и веселая девица.

Что-то лихо чиркала карандашом в каких-то бумагах.

– Ничего смешного во мне нет, – сказал я строго. – Ворвались, как стадо, подняли гвалт…

– Они всегда так. Радуются, что кончилось утомительное, изнуряющее путешествие, которое представлялось легкой прогулкой.

– Они… – повторил я и сел за стол напротив нее. – А вы разве не из беспокойного племени туристов?

– Для них это долгожданный отдых, для меня – всего-навсего работа.

Она встала, подошла к зеркалу, висевшему на стене.

– Последняя группа в этом сезоне, да и то запоздали из-за погоды.

– Маршрут-то хоть интересный? – спросил я и стал украдкой наблюдать, как она поправляет светлые, коротко остриженные волосы.

– Сначала по Байкалу на теплоходе, потом через перевал к истоку Лены, дальше – вниз на байдарках, а отсюда до города – автобусом, обычным, рейсовым.

– И много желающих?

– Хоть отбавляй.

Она повернулась ко мне.

– У нас в Риге этот маршрут пользуется какой-то дикой популярностью.

– Да, все правильно: одним – работа, другим – отдых, – сказал я. – Мотаешься по тайге, мотаешься…

– А я думала, вы все время на кровати проводите!

Она вновь рассмеялась, на этот раз нисколько не сдерживая себя.

– А я думал, инструктору полагается быть серьезнее.

– Не надо обижаться.

Она подошла ближе.

– Это ваша машина в ограде стоит?

– Не повезло, – сказал я. – Если бы Виктор был в форме, прокатились бы с ветерком.

Вблизи она выглядела гораздо старше.

Особенно меня поразили ее руки – загорелые, крепкие, с шершавой кожей.

И нос у нее был совсем не острый, так только казалось из-за глубоко посаженных серых глаз.

Теперь я заметил, что улыбка ей дается с трудом и усталость чувствуется в каждом жесте.

– Давайте помолчим, – сказала она, и лицо ее стало серьезным и строгим. – Пожалуйста, помолчим…

Она стояла рядом со мной.

От ее толстого свитера пахло дымом костра.

Сколько прошло времени, не знаю, но она вдруг вздрогнула, как бы о чем-то вспомнив, важном и срочном.

– Мы же даже с вами еще не познакомились, – сказал я почему-то шепотом. – Как вас зовут?

И тут в коридоре послышался топот множества ног.

Он нарастал, как лавина, – неумолимо и страшно.

Я увидел, как напряглось ее лицо, но тут же на губах появилась дежурная улыбка.

Ее обступили туристы – все прокопченные, обветренные, в штормовках, стоящих коробом, вязаных шапочках…

Вместе со мной в номере ночевала мужская половина группы.

Я пробовал затевать с бородачами беседы, но ничего, кроме дюжины пошлых анекдотов, не получил.

А утром, когда я еще спал, они уехали.

Мне снилось, что я брожу с инструктором по нашему городу.

Была весна, по набережной, густо облепленной цветом черемухи, шли мы, сцепив руки.

Лепестки осыпались и трепетали у наших ног…

И только через три дня, совершенно случайно я обнаружил у себя в кармане, записку на блокнотном листе:

«Прости меня. Когда я забежала сказать тебе одно только словечко, ты так крепко спал. Моим скитаниям приходит конец. В ноябре у меня свадьба. Будь счастлив и, прошу, избегай туристских маршрутов».

Я поднялся со ступеньки крыльца, отшвырнул давно погасшую сигарету и вернулся в номер.

Протрезвевший Виктором резался в дурака с командировочным по заготовке леса…

Артисты приехали поздно ночью.

И до утра продолжалась беготня по коридору.

Кое-кто, не успев устроиться, пробовал голос, кто-то пиликал на аккордеоне.

Мне даже сквозь сон показалось, что под нашей дверью тонко и жалобно тявкнула собака.

В столовой за завтраком Виктор сообщал последние новости, уплетая омлет и обжигаясь какао:

– Тетя Маша сказала, что приехали артисты из Ленинграда. Две бабы и четыре мужика. С ними собака ученая. Вся в завитушках, а на хвосте кисточка. Будут концерты давать в Доме культуры. Один мужик, представляешь, в комнате тети Маши полчаса шесть ложек враз подкидывал… Ну прямо как в телевизоре!