Назар Гельдыев - Мелодия Секизяба (сборник)

После ужина мы расходились по своим комнатам. По правде говоря ни одной секунды свободной у меня не оставалось: не успев как следует отдохнуть после целого дня работы, я садился за свой диплом. Работать приходилось много — надо было составить карту всех полей, отведённых в республике под сельское хозяйство, и понять, как можно соединить между собой все дренажные водоводы в единую систему; чтобы любой канал или отросток его рано или поздно сливался с единой системой, заканчивавшейся руслом реки Туни-дарья и старого Узбоя. Нужно было томно представить себе систему проектируемых хозяйств, которые при орошении могли бы расположиться вдоль русла Узбоя, решить структуру посевных, площадей, наметить опорные посёлки, которым суждено будет потом превратиться в города, и многое, многое другое. Кое-какие данные я получил на кафедре, какую-то поддержку, как и обещал, мне оказывал Курбанов, прикрепив меня официально к группе перспективного планирования, некоторые данные мне взял в Госплане, но всё это было, так сказать, полуфабрикатом — обработать все данные, найти недостающие, свести всё воедино, представить убедительные расчёты — всё это должен был сделать я и только я.

Я поднимался теперь на час раньше, а ложился за полночь, тратя на сон каких-нибудь четыре-пять часов. Но и это не помогло мне, не будь рядом со мной Кумыш. Свою парадную одежду, которую ей подарила моя мама, она сразу же аккуратно убрала в шкаф и, накинув на себя лишь красное курте, порхала по всему дому, как яркая, грациозная бабочка.

На третий день после свадьбы, как и было в своё время договорено, в наш дом должен был прийти председатель колхоза Ташли-ага. Я знал, что он обязательно придёт, знал, зачем он придёт, и что за речи будет говорить, поэтому загодя постарался прощупать почву. Во время ужина я сказал маме:

— Я, надеюсь, тебе, мама, живётся теперь полегче. Ведь у тебя есть теперь помощница.

Мамино лицо расплылось в улыбке.

— Помощница! Это ангел господен. Она не помогает мне, она просто не даёт мне ничего делать. До чего проворна, а какая выносливая — всё успевает. Только я подумаю — надо бы сделать то-то и то, гляжу, она уже именно это и делает. Да, не промахнулись мы с отцом. Правильно, Поллы-джан?

— Да, уж если я выбрал невестку, то она и должна быть такой, как наша, — подтвердил он. — Если она и и во всём другом такая проворная цены ей нет. Но смотри, — напомнил он маме их давнишний разговор, — не перегружай её сразу. В народе недаром говорят: лишняя соломинка может переломить хребет у верблюда.

— Значит и ты доволен невесткой? — спросил я у отца.

— Не то слово, сын мой, — ответил он, — не то слово.

— Да уж, не каждому привалит такое счастье. Только тому, кто заслужил. Хотела бы я знать, что думает теперь этот сын Хайдара?

Это было сказано мамой очень кстати:

— Говорят, — начал я словно о чём-то, совсем неинтересном, — что он скоро тоже собирается играть, свадьбу.

— Ну, это теперь уже его забота, — заметил отец. Но не удержался от любопытства: — А всё-таки на ком?

— Да вот утверждают, — продолжал я как можно беззаботно, — что всё на той же Гюльнахал.

Отец поперхнулся чаем и долго не мог откашляться. Наконец к нему вернулся дар речи.

— Что ты сказал? На ком?

— Да не я, люди говорят, что он поклялся жениться только на Гюльнахал. «Никакая иная, — говорит, дедвушка, мне и даром не нужна».

— Как это может быть, объясни?

Я ответил, что и сам не понимаю. Но люди утверждают ещё, что и сама Гюльнахал поклялась: что жить станет только с ним, то есть с сыном Хайдара. «Даже, — вроде бы сказала она при свидетелях, — даже если для этого придётся убежать с ним на Камчатку и жить среди снегов».

— Это сказала Гюльнахал?

— Так говорят…

— То, что ты сказал сейчас, — лишено всякого смысла. Как он, этот безумный сын Хайдара, может жениться на…

— А собственно с какой стороны тебя это волнует, — невинно вставил я. — Ты своей невесткой доволен? Доволен. А если Чарыяр хочет на ком-нибудь жениться — пусть женится, тебе-то что?

— Вот именно, — боязливо вставила мама, тоже не понявшая ничего. — Пусть женится хоть на тётушке Огульсенем.

На отца трудно было смотреть, удерживаясь от смеха. Он весь побагровел, глаза его от напряжения, казалось, готовы были вылезти из орбит.

— Что ты мелешь, негодник. Ты говоришь какую-то чушь.

— Успокойся, папа, прежде всего успокойся. Я даже не понимаю, с чего это мы заговорили о Чарыяре? Оставим этот разговор, мне лично, он совсем не интересен.

— Ты поняла что-нибудь, Сона? — обратился отец к матери.

— Клянусь, не поняла ни одного слова, Поллы-джан.

Кумыш, не желая мешать нам, бесшумно поднялась и вышла из комнаты. Отец с мамой невольно повернулись ей вслед.

— Послушай, — сказал отец. — А она… она…

И он кивнул головой в сторону двери, за которой только что скрылась Кумыш. — Почему она ведёт себя так, словно не о ней речь.

— Не знаю, отец, А может речь и вправду идёт не о ней?

— Как это не о ней. Разве она — не Гюльнахал?

Я внутренне рассмеялся, но внешне разыграл полнейшую невинность.

— Как, — удивился я. — И это ты меня спрашиваешь? Разве не ты привёл её в дом? Лицо её закрыто, откуда мне знать, кто она такая. Ты что, сам не уверен, Гюльнахал это или нет?.

Впервые я увидел, что отец растерялся. Он смотрел то на маму, то на меня, то на дверь.

— Что за глупые шутки, — нашёлся он наконец, и изобразил на лице нечто вроде улыбки. — Ладно, прощаю тебе. Скажи, что ты неудачно пошутил и забудем об этом.

— Вот именно, — умоляюще произнесла мама. — Скажи, что ты пошутил, Ашир.

— Ты, отец, и ты, мама, всегда учили меня говорить только чистую правду. Так вот я и говорю вам: лица этой девушки я не видел, кто она на самом деле — не знаю. И уж если речь на самом деле идёт о том, кто она, спрашивать должен не ты меня, отец, а я тебя. Я подчинился твоей воли, верно, не вмешивался ни во что. Ты выбрал мне жену, ты привёл её в дом, а теперь спрашиваешь меня, кого ты привёл. Откуда я могу это знать, если ты сам не знаешь?

На отца больно было смотреть. Он совершенно растерялся, но мне его в эту минуту было не жаль — ведь он попал в свою же собственную ловушку. Видно что-то отразилось на моём лице, потому что мама спросила меня вдруг тревожно:

— Сынок, что с тобой? На тебе лица нет. — Она подложила мне под спину подушку. — Приляг, не волнуйся.

— Но если Чарыяр говорит, что женится на Гюльнахал, — не мог остановиться отец, — то это значит…

Он не говорил, но всем стало ясно, что это значит одно из двух — либо его невестка Гюльнахал хочет сразу после свадьбы с его сыном сбежать с другим, либо его невестка — не Гюльнахал, но тогда встаёт ещё один вопрос — кто она?

— Ничего не пойму, — бормотал отец, — ничего не могу понять. Ничего.