Курт Воннегут - Портфель Фостера

— Вы на них даже не взглянули.

Я вздохнул и развязал красную веревочку, которой был перевязан конверт. Что ж, придется повосхищаться богатством этого несчастного… Облигации и список каких-то акций выскользнули мне на колени. Я быстро пролистал первые и медленно изучил последний.

— Ну?

Я аккуратно положил список на выцветшее покрывало. Собрался с мыслями.

— Мммм-гхммм, так-так, — вдумчиво протянул я. — Скажите, а откуда у вас перечисленные здесь ценные бумаги?

— От деда по наследству достались. Два года назад. Они хранятся у его душеприказчиков, а здесь — только список.

— Вы знаете, сколько они стоят?

— Когда я вступал в наследство, оценщики назвали мне общую стоимость. — Он произнес цифры вслух и как будто смутился… нет, даже опечалился.

— С тех пор они выросли в цене.

— На сколько?

— По сегодняшним рыночным ценам… они могут стоить около семисот пятидесяти тысяч долларов, мистер Фостер. Сэр.

Он ничуть не изменился в лице. Моя новость тронула его не сильней, чем прогноз погоды, предвещающий холодную зиму. Тут в гостиной послышались шаги Альмы, и он вскинул брови.

— Ш-ш-ш!

— Она не знает?

— Боже, да нет, конечно! — воскликнул он и тут же, словно удивившись собственной горячности, добавил: — Всему свое время.

— Если вы отдадите мне список, я перешлю его в наш нью-йоркский офис и через некоторое время предоставлю вам полный анализ рынка с рекомендациями, — прошептал я. — Можно называть вас Герберт, сэр?

Мой клиент, Герберт Фостер, уже три года не покупал себе новых костюмов, да что там: у него и второй пары башмаков не было. Он с трудом наскребал деньги на оплату кредита за подержанную машину, а вместо мяса ел сыр и рыбу, потому что мясо было им не по карману. Его жена сама шила себе одежду, и костюмчик Герберта-младшего, занавески и покрывала в их доме были пошиты из той же материи — видимо, она купила на распродаже целый рулон. Каждую зиму они мучительно решали, что в итоге выйдет дешевле, новые покрышки или подержанные, а телевизор ходили смотреть к соседям. Словом, крошечной зарплаты бухгалтера, которую Герберт приносил из бакалейной лавки, едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами.

Господь свидетель, бедность не порок, и такая жизнь, пожалуй, куда достойней моего существования, но мне странно было смотреть на эту нищету и знать, что настоящий доход Герберта после выплаты всех налогов составляет около двадцати тысяч долларов в год.

Я показал портфель Фостера нашим аналитикам и попросил сделать подробный отчет о возможностях роста, рисках, ожидаемых доходах, влиянии войны и мира на фондовый рынок, инфляции, дефляции и всем прочем. Отчет занял двадцать страниц — рекорд среди моих клиентов. Обычно такие отчеты переплетают в картонные папки. Папка Герберта была из красной искусственной кожи.

Она прибыла ко мне домой воскресным днем, и я сразу позвонил Герберту. Новость была потрясающая: оказывается, я недооценил его портфель и на тот момент он стоил почти восемьсот пятьдесят тысяч долларов.

— Я получил анализ и рекомендации, — сказал я в трубку. — Дела у вас идут прекрасно, мистер Фостер. — Местами лучше диверсифицировать вложения, сделать больше упора на рост, но в целом…

— Делайте все, что сочтете нужным, — сказал он.

— Когда мы сможем это обсудить? Все нужно тщательно обговорить и продумать. Сегодня вечером я свободен.

— А я работаю.

— Сверхурочно в бакалейной лавке?

— Нет, у меня есть вторая работа, в ресторане. По пятницам, субботам и воскресеньям.

Я поморщился. Человек зарабатывает семьдесят пять долларов в день на одних акциях, а сам горбатится по вечерам в выходные, чтобы свести концы с концами!

— Как насчет понедельника?

— Играю на органе в церковном хоре.

— Вторник?

— Работаю добровольцем в пожарной части.

— Среда?

— Играю в церкви для кружка народных танцев.

— Четверг?

— Мы с Альмой идем в кино.

— Тогда предложите сами какой-нибудь день!

— Зачем вам я? Не бойтесь, поступайте как сочтете нужным.

— Разве вам не хочется в этом участвовать?

— Это обязательно?

— Мне было бы спокойней.

— Хорошо, давайте вместе пообедаем во вторник.

— Отлично! Может, вы до тех пор ознакомитесь с отчетом? Подготовите вопросы…

— Ладно, ладно, ладно! — раздраженно буркнул он. — Я буду дома до девяти вечера. Заезжайте.

— Еще одно, Герберт. — Я припас самое сладкое напоследок. — Оказывается, я здорово недооценил ваш портфель! Он сейчас стоит порядка восьмисот пятидесяти тысяч.

— Ага.

— Это значит, что вы на сто тысяч богаче, чем думали!

— Понял, понял. Что ж, дальше действуйте как сочтете нужным.

— Да, сэр.

Он повесил трубку.

Я задержался на другой встрече и подъехал к дому Фостеров только в четверть десятого. Герберт уже ушел. Дверь открыла Альма и, к моему вящему удивлению, попросила отчет, который я прятал под плащом.

— Герберт запретил мне смотреть, так что не бойтесь, я не буду подглядывать.

— Он вам все рассказал? — осторожно спросил я.

— Да. Говорит, это конфиденциальный отчет о ценных бумагах, которые вы хотите ему продать.

— Гм… верно… Что ж, раз он велел передать его вам, держите.

— Он предупредил, что обещал никому его не показывать.

— А? Ну да, ну да. Вы уж не обижайтесь, таковы правила нашей фирмы.

Альма была несколько неприветлива.

— Я и не глядя на всякие там отчеты могу сказать, мистер, что не позволю Герберту обналичить наши облигации, чтобы купить у вас бумаги.

— Я бы никогда не предложил ему этого, миссис Фостер.

— Тогда чего вы к нему пристали?

— Он перспективный клиент… — Я опустил глаза на руки и увидел, что на прошлой встрече испачкался чернилами. — Разрешите воспользоваться вашей ванной?

Альма неохотно пустила меня внутрь, держась от меня как можно дальше — насколько позволяла скромная планировка их дома.

Моя руки, я думал о списке акций, который Герберт выудил из-за гипсокартонной стены. На такой доход он мог позволить себе зимовать во Флориде, лакомиться бифштексами из самой нежной вырезки, пить двенадцатилетний бурбон, ездить на «ягуаре», носить шелковое белье и туфли ручной работы, отправиться в кругосветный круиз… да что душе угодно! Я тяжко вздохнул, поглядев на раскисшее мыло в мыльнице, слепленное из нескольких крошечных обмылков.

Поблагодарив Альму, я шагнул к выходу, но на секунду замер перед каминной полкой: на ней стояла маленькая подкрашенная фотография.

— Очень удачный снимок, — сказал я в слабой попытке наладить «связь с общественностью». — Вы прекрасно здесь получились.

— Все так говорят. Это не я, это мама Герберта.

— Поразительное сходство! — Я не солгал. Герберт, оказывается, женился на точной копии девушки, которую взял в жены его любимый старик. — А это его отец?