Курт Воннегут - Адам

— Нас слишком много, мы слишком разобщены, — произнес Хайнц. — Подумаешь, родился еще один Кнехтман, или еще один О’Лири, или Суза. Ну так и что? Не все ли равно? Что изменилось? Да ничего!

Он лег, не раздеваясь и не застилая постели, поворчал, повздыхал и заснул.

Хайнц проснулся в шесть, как всегда. Выпил чашку кофе и под маской анонимной вседозволенности растолкал других пассажиров в пригородном поезде; толкали и его. Ни единому чувству Хайнц не позволил показаться на лице. То было просто лицо, такое же, как у всех, не способное ни удивляться, ни восхищаться, ни радоваться, ни сердиться.

Он прошел по городу и добрался до роддома, безликий, серый, неинтересный человек, такой же, как все.

В роддоме он вел себя спокойно и целеустремленно, предоставив врачам и сестрам суетиться вокруг него. Его отвели в палату, где Авхен спала за белой ширмой, и здесь, рядом с ней, он почувствовал то же самое, что и всегда, — любовь, захватывающий дух восторг и благодарность.

— Смелее, мистер Нетман, можете осторожно разбудить ее, — сказала сестра.

— Авхен, — легонько коснулся он белого халата на плече. — Авхен. Как ты себя чувствуешь, Авхен?

— М-м-м?.. — пробормотала жена. Приоткрылись узкие щелочки глаз. — Хайнц. Здравствуй, Хайнц.

— Ты хорошо себя чувствуешь, любимая?

— Да, да, — шепнула она. — Чудесно. Как ребеночек, Хайнц?

— Прекрасно, прекрасно, Авхен.

— Им нас не уничтожить, правда, Хайнц?

— Никогда.

— Мы ведь живы, живее некуда.

— Да.

— Ребеночек, Хайнц. — Теперь она широко распахнула темные глаза. — Ведь нет на свете ничего чудеснее, правда?

— Ничего, — сказал Хайнц.

1954