Владимир Ладченко - Светлые аллеи (сборник)

Я не знал, что ему ответить.

— А родственники…? — вдруг спохватился я. — Ведь родственники тоже будут претендовать.

— С детьми разбирайся сам — лицо Сергея посуровело — Но думаю, проблем не будет — лицо также быстро разгладилось — На хрен им эти квартиры? Сын — директор рынка. Дочка — народный судья. Сам понимаешь они мульёнами ворочают. Они и мызгаться не будут из-за этих квартир. Ты, главное, на похоронах побольше плачь, чтобы они тебе поверили. Если поверят, квартирки твои. Плакать-то умеешь?

— В детстве было — сказал я — Но я попробую.

— На кладбище нужно не пробовать, там нужно будет плакать — веско сказал Сергей — Если не будешь там плакать, плакать начнёшь потом, когда облом будет. Ну ничего, порепетируем. На крайний случай луковицу в платок засунешь и будешь ею глаза вытирать.

Он выпил ещё водки. Я отдал ему свою курицу. Пусть насыщается. А сам постарался перевести разговор с криминальной темы на более обывательскую.

— Как семья, как дети? — спросил я.

— Что дети! — уныло ответил Сергей — Дети есть дети. Растут негодяями.

И как у меня только член встал, когда я их делал. Старшенький уже по карманам лазит.

— В автобусах? — спросил я.

— Да нет, пока только в моих. С жены пример берёт. Если бы в автобусах, я бы слова не сказал. А он идёт по пути наименьшего сопротивления. Крысятничает. Не знаю, кто из него вырастет.

Я знал, кто вырастет, но конечно не сказал.

Сергей допил остатки и стал прощаться. Я догадывался, куда он торопится. Одна из его любовниц на днях выходила замуж, и он хотел её трахнуть непременно в фате и подвенечном платье. Такое нездоровое желание. А может и наоборот здоровое — опорочить и изгадить непорочное. Не знаю. Он выпросил у меня на такси и ушёл. Я, чтобы его не обидеть, обещал подумать на счет старушки.

— А что здесь думать? — удивился Сергей — Ну ты, брат, даёшь!

Всю ночь мне снились престарелые седенькие женщины. Хохотал какой-то толстомордый старик и показывал свой паспорт на имя Родиона Раскольникова. «Это наш директор рынка» — с гордостью говорила одна из старушек и кокетливо поправляла топор, торчащий из головы. В общем снилась какая-то мутная чертовщина. Уж на что я привык к кошмарам, но после этого сна проснулся обескураженным.

С работы я позвонил Сергею.

— Да, — печально отозвался он.

— Ты чего дома? — удивился я.

— Болею — объяснил Сергей — С животом что-то. Дрищу как не знаю кто. Хрен поймёшь, с чем они пиво бодяжат. Наверно от стирального порошка.

— Я на счёт той бабы с квартирками — начал я — Так вот…

— Забудь, — бесцветно перебил Сергей. — Всё отменяется. Умерла она оказывается. Вчера девять дней было.

— От одиночества? — с надеждой спросил я.

— Да нет, не от одиночества, а от того что люди вокруг. В общем тёмная история. Толи алкогольное отравление, толи какой-то тимуровец помог старому человеку. Я так думаю, что это всё-таки дети постарались.

Ходит такая тема. А то она всё замуж пыталась выйти, дура. Вот они и подстраховались.

— Так они же, сам говорил, мульёнами ворочают, — не поверилось мне.

— Ну и что. От жизни надо брать всё. Вот они и взяли. И правильно я считаю сделали. Кто не ценит малого — тот не достоин большего, — мудро сказал Сергей, помолчал, к чему-то прислушиваясь, и вдруг оживился. — Ну извини, мне бежать надо.

— Куда бежать? — спросил я.

— Всё туда же — нервно сказал Сергей — Говорю, же понос. Опять вставило. Да, и ещё. Ты не знаешь, кто мне в карман зубочистки и перец из кафе положил?

— Сам же и положил — сказал я — Ты ещё хотел солонку украсть, но я тебя отговорил.

— Да? — не очень-то и удивился Сергей — Бывает же такое, — и дал телефону отбой.

Я тоже положил трубку и задумался. Мысли были нехорошие и о нехорошем.

А недели через три я узнал, что это был всего лишь розыгрыш. И только идиот вроде меня мог во всё это поверить. Единственной задачей Сергея было «раскрутить» меня на посещение кафе, вот он и придумал…И понос, как мне кажется, был ему ниспослан богом в виде наказания. А представляете, что он сделает за убийство?

Есть у меня один знакомый. Чтобы не бросить на вас тень, назовём его фамилией Курослепов. Псевдонимом назовём. Но настоящая его фамилия Козорезов. Но это между строк.

Что мне про него сказать, чтобы вас не обидеть? Мужик как мужик. Жёны ещё с ним любили разводиться. И что они в нём находили хорошего, что разводились? Я вот со своей уже 15 лет мучаюсь, а она всё не уходит. А вчерась и говорит… Но это так между строк…

Так вот. Курослепов, он же герой моего рассказа. Раз сидим с ним на лавке. Времени вагон. Весна и птички. Коты за кошками преследуют. И почти целая бутылка.

Курослепов и говорит:

— А ты, Вася, собак любишь?

— Нет, — отвечаю, — Злые они. — и шрамы на ноге показал.

А он говорит:

— А я люблю! — потом вздохнул и говорит: — Давно это было. С лучком помню…

И после этих роковых слов что-то нам жрать изо всех сил захотелось. Соки в животе пошли. А из пожрать у нас кусок хлеба. Но правда с солью. Но соль — не сало, много не съешь.

Курослепов и говорит:

— Пошли ко мне. Картошки хоть пожарим. В мундире.

— А жена не заругает? — спрашиваю.

А он:

— Так я же развёлся.

Стали мы у него картошку жарить. Ищем, ищем, а картошки-то и нет. Курослепов нервничает:

— Я же, говорит, отлично помню. Вот здесь, говорит, четыре штуки лежало. С глазками. Картофель сорта «Элка».

А потом говорит:

— Тьфу ты, ёлки-палки! Я и забыл. Когда с женой разводились, имущество делили — картошка ей досталась. А мне соль.

Закуски фактически нет. А я без неё не могу. Обратный процесс начинается. Но с другой стороны выпить невероятно охота.

Я говорю:

— Может чего в холодильнике есть?

— Может и есть, — говорит Курослепов. — Но сам холодильник полностью отсутствует. Бартер на деньги. Когда я с похмелья, у меня цены на всё предельны снижены.

Кое-как, давясь и закусывая солью, допили. И как говорится, «нехватка дров». Пошли за водкой ещё.

Я говорю:

— Давай вместо двух возьмём одну бутылку и что-нибудь пожрать. Хлеба там, семечек каких.

— Это несерьёзно — отвечает Курослепов — Я тебя может быть в последний раз уважаю, а ты себя так малодушно ведёшь. Такие детские фантазии в голове.

Выходим из магазина, а тут какая то собачка бежит с грустными глазами. В сторону помойки. Хвостик туда-сюда. Но плюгавенькая, кила на три. Курослепов собачке той говорит: «Куть-куть», приласкал её, да так лаская и поглаживая, шею ей нечаянно и свернул.

— Боже мой! — говорит — Какое ужасное несчастье! Какой я неосторожный!

Но отдышался немного и успокоился. Говорит:

— Хорошая смерть. Лёгкая. В любящих руках. Она нам ещё «спасибо» скажет: Сели опять у Курослепова, тем более вставать уже не можем. И не чокаясь. Каштанку поминаем. А бульон в кастрюльке вкусно бурлит. Тем более с солью. А вечером за водкой ещё раз бегали.