Светлана Вьюгина - Сибирский валенок

Мы приехали к бабушке Тане зимой, на Рождество. Бабушка Таня справляла свой день рождения, который как раз и пришёлся на праздник. На ней была нарядная кофта и чистый платочек в горошек. Бабушка Таня сидела у самовара, маленькая, ладная, похожая на ватную куклу, которую надевают на заварной чайник, и принимала поздравления с подарками. Потом она угощала нас пирожками с гречневой кашей, мы пили чай с душицей и мятой.

Наконец бабушка Таня развеселилась и запела частушки. Одну из них я запомнил.

Потом я заскучал. Мне было обидно, что я не знаю ни одной частушки, и я пошёл проведать наш дом. Я шёл и протаптывал себе тропинку, а это было совсем нелегко. Я проваливался по пояс в снег и совсем умаялся, пока добрался до нашего крылечка. С трудом забрался на лавку, потянул к себе черёмуховую ветку – и белые холодные лепестки осыпали меня с ног до головы.

«Черёмуховые снежинки, – подумал я. – Черёмуховый снег…»

Вот тут-то и выскочило мне навстречу это странное существо. Я замер. На меня как бы столбняк напал. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже крикнуть не мог. Вы бы тоже на моём месте растерялись! Взгромоздившись на доски, на меня смотрел круглоглазый Угоша, взъерошенный и сердитый.

Из оцепенения меня вывел громкий папин голос:

– Ога, мога, перемога!

В другое время я бы рассердился на такую шутку, но сейчас я ухватился за папину руку и только твердил:

– Я видел его, видел!

– Кого ты видел? Привидение? – Папа обнял меня. – Ты весь белый! Надо потереть щёки варежкой.

– Да посмотри же! – Я из последних сил сдерживал слёзы.

Папа обернулся, но Угоши уже и след простыл.

Я потом нарисовал Угошу таким, каким увидел в тот зимний вечер, – маленький, мохнатый, туловище бочонком.

Тут папа даже руками всплеснул:

– Это же филин! Вот кто вас пугал, вот кто кричал по ночам! Никакой это не домовой Угоша. Это же чудный сторож – филин Филя. Он теперь наш дом сторожит. К зиме, я так думаю, Филя перебрался на веранду, под доски, а ты его случайно вспугнул.

Лёшка согласно кивал. А я думал: «Эх, папа, папа, разве филины бывают такими большими?»

Мама слушала нас, слушала, мой рисунок в руках вертела, а потом сказала:

– Летом на дачу поедем, там и разберёмся…

Я каждым летом гостила в подмосковном селе Николо-Урюпино, у моей доброй бабушки Веры. Проснёшься утром – солнышко сияет, и не машины за окном шумят, а петух Петька «кукареку» кричит, громко кричит, вот так:

– Ку-ка-ре-ку!

Стоит гордо на крыльце дома и кричит. А куры в куче песка роются или смирнёхонько на траве-мураве во дворе лежат и Петькино пение слушают.

А потом – тихо-тихо! Красиво-красиво вокруг! Светло-светло кругом!

А однажды днём к нам во двор лисица прибежала. Настоящая! Куры всполошились и по углам разбежались.

Бабушка ахнула: лиса во дворе! Бывалое ли дело! Так недолго и без несушек остаться! Схватила в руки хворостину и кричит нашему соседу:

– Василий! Вася, помоги! Лиса у нас во дворе!

Сосед, дед Василий, дрова колол рядом с нашим забором. Бросил он топор – и скорым шагом к нам на помощь поспешил.

– Как – лиса?… Откуда лиса?

– Да вот она! – указывает бабушка хворостиной.

А лиса тем временем метнулась от курятника к старому крольчатнику и вспрыгнула в пустую проволочную клетку. И как она смогла так высоко разом вспрыгнуть, ведь клетки на столбиках высоких стоят! А смогла! Только хвост рыжий полыхнул перед глазами.

Дед Василий – смелый, он не растерялся. Тут же подбежал к клетке и – щёлк! – быстро запер дверцу на крючок. Тут и мы с бабушкой Верой тихонько подошли к деду Василию поближе, на пленную рыжую красавицу посмотреть.

– И что теперь с ней делать? – спросила бабушка.

– А телогрейка старая у тебя есть? – спросил дед Василий.

– Есть, есть, Арсеньевич, как же!

– Ну, неси её сюда.

Дед Василий укутал принесённой телогрейкой руки и приоткрыл дверцу клетки, где, забившись в угол, сидела лиса. Она тут же ощерила свои длинные острые зубы, глаза её блеснули зелёными огоньками.

«Неужели дед Вася хочет её ухватить руками? – со страхом подумала я. – Она же такими зубами-гвоздиками сразу прокусит руки!»

– Ой, Вася… – Бабушка перекрестилась. – Может, не надо так? Страшное дело…

– Не робей, воробей! – усмехнулся сосед. – Сладим как-нибудь.

Телогрейка медленно приближалась к оскаленной мордочке лисы. Она тявкнула и попыталась прыгнуть. Да не тут-то было! Руки деда, укутанные телогрейкой, цепко ухватили её за бока и накрыли всю, с головой.

Сосед, медленно ступая с невидимой нам живой ношей, пошёл к калитке сада.

– Отворяйте, девки, поскорее!

Прошёл дед Василий в самый конец сада, тихонько опустил свою ношу на землю и разжал руки.

Телогрейка подпрыгнула, и из-под неё метнулось лёгкое рыжехвостое тело. Два-три длинных прыжка – и нет её, скрылась за дальними кустами смородины. Сосед отряхнул телогрейку и протянул бабушке.

– Небось перепугалась за кур, соседка?

– А то как же, перепугалась…

И бабушка Вера наконец-то несмело улыбнулась.

И тут я опомнилась.

– Беги-беги, лисичка-сестричка! – громко крикнула я вслед нежданной нашей гостье. – Беги! Тебя лисята дома ждут!

Дед Василий и бабушка Вера рассмеялись.

– Ох, не зря, не зря тебе в войну медали давали, Арсеньевич! Вишь какой ты смелый!

– Может, и не зря, Григорьевна, – улыбнулся в усы сосед. – Может, и не зря…

Кот Васька – любимец Анны Петровны. И не потому, что красивый. Красивых котов и кошек в деревне много, да мало толку от их красоты. Смотришь, то одна соседка, то другая жалуется Анне Петровне на своих Дусек, Мякишей, Чернышей, мол, шаловливые не в меру: то кусок колбасы утащили, то кувшин с молоком разбили, то занавески когтями исполосовали… Вот и гоняют их за проказы веником.