Френсис Фицджеральд - Семья на ветру

– Нет носилок, так возьмите двери, которые полегче.

– …Пять секунд? Пять минут – больше похоже.

В какой-то момент он услыхал, что Джина и Розу видели вместе с двумя младшими. Он проезжал мимо их дома, дом был цел, и он не остановился. Семье Джанни повезло: дом самого доктора остался в стороне от пути урагана.

Только когда на улице вдруг зажегся электрический свет и доктор увидел перед фургоном Красного Креста очередь за горячим кофе, он почувствовал, как устал.

– Идите отдохните, – сказал ему молодой врач. – Я сменю вас, со мной две медсестры.

– Ладно, только вот этот ряд докончу.

Раненых, которым была оказана первая помощь, отправляли поездом в соседние городки, их место занимали новые. В ряду оставалось всего две койки: на первой лежал Пинки.

Он послушал стетоскопом сердце. Оно слабо билось. Каких только не бывает чудес – с таким ранением, без пяти минут покойник и остался жив. Как он оказался здесь, кто нашел его, доставил, все было необъяснимо. Доктор осмотрел тело: несколько ушибов, царапин, два сломанных пальца, набитые землей уши – это было почти у всех – и никаких других повреждений. Какой-то миг он колебался: зажмурил глаза, но даже образ Мэри Деккер как будто потускнел, ускользая из памяти. Им владело профессиональное чувство, не имеющее ничего общего с личными пристрастиями, – он был бессилен бороться с ним. Вытянул перед собой руки, они слегка дрожали.

– Проклятие, – буркнул он.

Вышел из палаты, уединился в углу прихожей и, вынув из кармана свою фляжку, допил остатки виски. Вернувшись в палату, продезинфицировал два инструмента, провел обезболивание небольшого участка с входным отверстием, успевшим уже затянуться. Подозвал сестру и со скальпелем в руке опустился на одно колено возле койки, на которой лежал его племянник.

Два дня спустя доктор медленно ехал в своем автомобиле по скорбно притихшей земле. После той первой безумной ночи он больше не оперировал в больнице, чувствуя, что он, аптекарь, будет вызывать недоумение у коллег. И он помогал Красному Кресту, вывозил пострадавших из района бедствия в соседние городки; работы было и здесь хоть отбавляй.

Путь дьявола был хорошо виден. Он двигался в своих семимильных сапогах не прямо, метался по полям, напропалую шагал через лес, иногда, сменив гнев на милость, выходил на дорогу и мчался по ней до первого поворота, а там опять пускался во все тяжкие. Кое-где его путь отмечало поле хлопчатника – по виду в полном цвету, на самом же деле усеянное клочьями ваты из сотен одеял и матрасов, возвращенной сюда ураганом.

У груды бревен, которые были недавно негритянским домишком, доктор на минуту остановился послушать разговор двух репортеров с двумя оробевшими негритятами. Старая бабка с перевязанной головой сидела в качалке посреди развалин, что-то жевала беззубым ртом и без остановки качалась.

– Через какую же реку вас перенесло ураганом? – спросил один репортер.

– Через эту.

– Эту?!

Малыши поглядели на бабушку, ища подмоги.

– Эту самую, за вашей спиной, – сказала старуха.

Газетчики с презрением взглянули на грязный ручей шириной в четыре ярда.

– И это река?!

– Река Менада. Она называлась так, еще когда я девчонкой была. Да, сэр, река Менада. Этих мальчишек перенесло через нее и опустило на том берегу, и у них даже синяков нет. А на меня вот упала печь, – закончила старуха и пощупала голову.

– Только и всего? – возмутился репортер помоложе. – Перенесло через эту речонку! А сто двадцать миллионов людей, введенных в заблуждение, считают…

– Да, да, ребята, – вмешался доктор Джанни. – Для наших мест это настоящая, очень хорошая река. А мальчишки вырастут, и она станет шире.

Он бросил старухе монету и поехал дальше.

Проезжая мимо деревенской церкви, он остановился и посчитал свежие бурые холмики, пятнавшие зеленое кладбище. Он приближался к эпицентру бедствия. Здесь стоял дом Хауденов, где погибло трое; на его месте осталась груда обломков, длинная печная труба и уцелевшее по иронии судьбы пугало на огороде. Через дорогу среди руин важно расхаживал по крышке пианино горластый петух, карауля свое имущество: чемоданы, сапоги, консервные банки, книги, календари, циновки, стулья, оконные рамы, помятый репродуктор, безногую швейную машину. И всюду одеяла, матрасы, подушки, покореженные пружины, – он никогда раньше не задумывался, как много времени человек проводит в постели. Там и здесь на лугу опять пасутся коровы, лошади, многие в рыжих пятнах йода. На некотором расстоянии друг от друга разбиты палатки Красного Креста. Возле одной доктор заметил Элен Кирлайн, сидит со своим серым котенком на руках. Знакомая картина – груда бревен, точно постройка из кубиков, разрушенная закапризничавшим ребенком, – поведала доктору о происшедшей здесь трагедии. Сердце у него сжалось.

– Здравствуй, малышка, – сказал доктор ласково. – Понравился твоей киске торнадо?

– Нет, не понравился.

– Что она делала?

– Мяукала.

– А-а.

– Она хотела убежать, а я как навалюсь на нее. Она даже меня поцарапала.

Доктор взглянул на палатку Красного Креста.

– Кто сейчас за тобой смотрит?

– Женщина из Красного Креста и миссис Уэллс, – ответила девочка. – Папу моего ранило. Он заслонил меня своим телом, а я – котенка. Папу увезли в Бирмингем, в больницу. Он скоро вернется и построит нам новый дом.

Жалость захлестнула доктора. Он знал – отец Элен не построит больше ни одного дома. Этим утром он умер. Девочка осталась одна и не ведала этого. Над ней, вокруг нее простиралась вселенная – черная, холодная, равнодушная. Она подняла милое доброе личико и доверчиво поглядела на доктора.

– У тебя есть еще какая-нибудь родня? – спросил он.

– Не знаю.

– Зато у тебя есть киска.

– Но ведь это всего-навсего котенок, – возразила девочка и, устыдившись собственного предательства, покрепче прижала к себе свое сокровище.

– Трудно, наверное, растить котенка?

– Очень легко, – поспешила ответить девочка. – С ним никаких хлопот. Он совсем мало ест.

Доктор сунул руку в карман, но, передумав, сказал:

– Знаешь, малышка, я на обратном пути заеду сюда, и мы с тобой все обсудим. Смотри ухаживай за киской получше.

– Ладно, – беспечно ответила девочка.

Доктор поехал дальше. Следующий раз он остановился у дома, не тронутого ураганом. Его хозяин Уолт Каппе чистил на крыльце ружье.

– Что делаешь, Уолт? Готовишь оружие для другого торнадо?

– Другого не будет.

– Ну не скажи. Видишь, как небо темнеет.

Уолт шлепнул ладонью по ружью и засмеялся.

– Не раньше чем через сотню лет. Это я для мародеров. Их тут немало кругом рыскает. И не только черные. Будете в городе, скажите, чтобы прислали полицию.