Реймонд Карвер - Собор

Ральф остановился перед Домом Джима Ойстера. Здесь он никогда еще не был, вообще в этом районе города никогда не бывал. Над дверью желтыми лампочками горела вывеска: «ДОМ ДЖИМА ОЙСТЕРА». Над нею на металлической решетке прикреплена была огромная, пылавшая неоновым огнем устричная раковина [12] Ойстер — устрица (англ.). , из которой торчали две мужские ноги. Тело пряталось внутри раковины, а ноги то вспыхивали красным светом, то гасли, зажигались то вверху, то внизу, и казалось, что поглощаемый раковиной человек дрыгает ногами. Ральф прикурил новую сигарету прямо от старой и толкнул дверь.

Внутри было людно, на площадке для танцев яблоку негде упасть, пары стояли обнявшись, тесно прижавшись друг к другу. Ждали, чтоб снова заиграл оркестр. Ральф протолкался к бару. По дороге ему пришлось отдирать от своего пиджака руки какой-то совершенно пьяной женщины. Табуретов у стойки не было, и он протиснулся между служителем береговой охраны и сморщенным человечком в комбинезоне из чертовой кожи. В зеркало за стойкой видно было, как поднимаются из-за столика музыканты, идут на эстраду. В белых рубашках, темных брюках, красные шнурки вместо галстуков. Сбоку от эстрады Ральф увидел камин — газовое пламя лизало металлические поленья. Один из музыкантов тронул струны электрогитары, сказал что-то остальным и ухмыльнулся многозначительно. Оркестр заиграл.

Ральф поднес к губам и разом осушил стакан. Услышал, как женщина у противоположного конца стойки сердито сказала: — Скандал, вот что я вам скажу, будет страшный скандал. — Музыканты закончили одну мелодию и начали другую. Один из них, бас-гитара, подошел к микрофону, запел, но Ральф не мог разобрать слов песни. Когда оркестр снова ушел на перерыв, Ральф поискал глазами, где может быть туалет. Разглядел в другом конце зала двери, которые то и дело открывались и закрывались, и направился к ним. Его шатнуло, и он понял, что пьян. Над одной из дверей прикреплены были оленьи рога. Какой-то мужчина потянул дверь на себя, вошел, другой поймал ее на лету и вышел. Пришлось встать в очередь — он оказался третьим. Над автоматом, продающим расчески, Ральф заметил непристойный рисунок с объяснительной надписью, а под нею кто-то добавил: Бетти М. — лучше всех! — и номер телефона. Человек в очереди перед ним двинулся вперед. Ральф тоже шагнул. Сердце его сжало тяжкое бремя сочувствия к этой Бетти. Подошла его очередь. Облегчение, неожиданное и резкое, словно удар молнии, заставило его прислониться лбом к холодному кафелю стены. О Бетти! — подумал он. Жизнь его изменилась так внезапно, что он готов был все понять, все простить. Он глубоко вздохнул. Есть ли на земле еще люди, в пьяном тумане размышлял он, способные в одном событии разглядеть признаки надвигающейся катастрофы и направить свою жизнь в совершенно иное русло? Он еще постоял над писсуаром, опустил глаза: оказалось, что у него мокрые пальцы. Подошел к умывальнику, вымыл руки, пустив посильнее воду и по здравом размышлении решив не пользоваться грязным обмылком. Развертывая бумажное полотенце, он близко придвинулся к щербатому зеркалу, всмотрелся в свое лицо. Лицо как лицо — ничего особенного. Потрогал стекло и двинулся прочь. Какой-то человек толкнул его, протискиваясь к раковине.

Закрыв за собою дверь, он заметил еще одну, в другом конце коридора. Подошел и заглянул сквозь стекло в комнату. За столом, крытым зеленым сукном, четверо играли в карты. Ральфу показалось, что там внутри необычайно покойно и тихо, молчаливые движения игроков исполнены тайны и значения. Он прислонился к стеклу и стал смотреть. Смотрел до тех пор, пока не почувствовал, что люди в комнате исподтишка наблюдают за ним.

В баре наяривали гитары, сидевшие за столиками люди отбивали ладонями такт и насвистывали мелодию вслед за оркестром. Толстая пожилая женщина пыталась влезть на эстраду, ей помогали, подталкивали. Белое вечернее платье мешало ей, она делала вид, что ее втаскивают на эстраду силком. Ральф ясно видел — нарочно притворяется. Наконец она согласилась взять протянутый ей микрофон и слегка поклонилась публике. Публика приветственно свистела и топала ногами. Ральф вдруг понял: единственное, что может его спасти, это тишина и покой той комнаты, где играли в карты. Нужно быть там, сидеть, смотреть. Он вытащил бумажник и высоко поднял руки, стремясь получше рассмотреть, сколько у него там денег. За его спиной женщина начала петь низким, хрипловатым, словно сонным голосом.

Человек, сдававший карты, поднял глаза.

— Решили присоединиться? — спросил он, оглядев Ральфа с головы до ног и снова опуская взгляд на карточный стол. Остальные на мгновение оторвались от порхавших над зеленым сукном карт, глянули вскользь на непрошеного гостя, вновь погрузились в свое занятие. Взяли только что сданные карты. Игрок, сидевший к Ральфу спиной, внушительно засопел, обернулся и уставился на Ральфа.

— Бенни, еще один стул! — крикнул сдающий старику уборщику. Сдающего звали Клайд. Он был человек крупный, белая рубашка расстегнута у ворота, рукава слегка отвернуты, оголенные выше кистей руки поросли густой черной шерстью. Ральф длинно вздохнул.

— Выпьете чего-нибудь? — спросил Бенни, подтаскивая к столу стул. Ральф дал старику доллар и стал выпрастывать из рукавов пиджака руки. Бенни взял пиджак, повесил его у двери и вышел. Два игрока подвинулись, и Ральф сел за стол напротив сдающего.

— Ну как оно? — спросил тот у Ральфа, не поднимая глаз.

— Нормально, — ответил Ральф.

По-прежнему не поднимая глаз, Клайд сказал мягко: — Играем по малой, сдаю по пять карт. Плюсуем не больше пяти долларов. Банк на столе.

Ральф кивнул и, когда партия закончилась, купил на пятнадцать долларов фишек. Внимательно смотрел, как скользят по сукну карты, падают перед ним одна на другую, взял их тем же движением, каким брал когда-то отец, складывая веером, поднял глаза и посмотрел на лица других игроков. Подумал: а с ними такое случалось?

Через полчаса он выиграл уже две партии и, не считая фишек, которые горкой лежали перед ним, подумал, что у него должно еще быть долларов пятнадцать или даже двадцать. Заплатил еще за одну порцию виски — фишкой — и неожиданно понял, какой долгий путь прошел всего за один вечер, какой долгий жизненный путь. « Джексон , — подумал он. — Могу стать Джексоном».

— Вы играете или нет? — спросил кто-то из сидевших за столом. — Клайд, сколько ставить? Отвечай, ради всего святого!

— Ставка — три доллара, — ответил Клайд.

— Играю, — сказал Ральф. — Я играю. — И положил в банк три фишки.

Клайд поднял глаза и снова опустил их на карты. — Если хотите большой игры, можем потом пойти ко мне, — предложил он.