Николай Гарин-Михайловский - Адочка

Дочь и отец смотрели друг на друга. Казалось, у обоих только и остались глаза. Они говорили ими.

Отец говорил:

– Я нашёл тебя и силой моей любви я возвращу тебя к себе, потому что моя любовь страшная сила, та сила, которая горы, мир сдвинет…

Ребёнок впился глазами в отца:

– Вот я, истерзанная, измученная, ты видишь…

Он видел, он стоял уже на коленях возле неё, смотрел ей в глаза, обнимая руками маленькое трупное тельце её.

И она всё смотрела. Казалось, взгляд её достиг крайнего напряжения. Но точно оборвалось что-то, и она закрыла глаза.

Марья Павловна уже подняла было руку ко лбу, думая, что конец всему, как вдруг Адочка опять открыла глаза и остановила их на дяде Ваве.

Тот машинально наклонился к ней.

– Папа, – едва слышным писком поделилась она с ним своей радостью.

– О, да, да, папа, папа… – захлебнулся дядя Вава и быстро отбежал к окну.

Нервы у дяди Вавы никуда не годятся: стоя у окна, он плачет, как ребёнок.

Глаза Адочки перешли на тётю Машу и зовут её.

– Надо мне платье надеть…

И от напряжения кровь выступает на чёрных распухших губках Адочки.

– Ого, – взвывает тётя Маша, – платье, платье…

Она улыбается Адочке и стремительно, растерянно несётся к шкафу.

«Смерть это или жизнь?»

Думает тётя Маша, и лицо её ещё улыбается, а слёзы льются и льются по её толстым щекам.

Она вытирает их, несёт платье и, ничего не понимающая, надевает его кое-как на Адочку.

Адочка в платье. Она ещё страшнее. Она нервно перебирает исхудавшей маленькой, как у обезьяны, ручкой оборку платья и смотрит своими страшными, напряжёнными глазами на отца. Она надела своё платье к его приезду, она ждёт одобрения отца.

Отец ничего не в силах сказать; он, молча, целует её ручку. Тётя Маша дрожащим голосом говорит:

– Ах, какая красавица, какая хорошенькая наша Адочка…

Адочка опять закрывает глаза. Несколько мгновений длится томительное молчание. Лицо Адочки ещё больше темнеет, но потом сразу покрывается краской, а на лбу выступает испарина. Адочка глубоко-глубоко вздыхает; она открыла глаза, ищет тётю Машу.

– Что? – испуганно наклоняется к ней тётя Маша.

– Мо-ло-ка…

«Ка» вылетает болезненным писком.

– Кризис миновал, – будет жить, – раздаётся напряжённый, радостный голос доктора.

– Молока! – уже как-то ревёт тётя Маша и настоящим ураганом несётся сама за молоком.