Юлия Зонис - Похищенная

Всем было достоверно известно, что Аннику похитили эльфы.

Анника в тот день припозднилась и, стоя на обочине, зябко притопывала ногами. Она думала о дырке в чулке, о том, что Рыжий Бо снова подкатится к ней с предложениями, о том, что новый крем совсем не улучшает цвет лица, хотя именно это и утверждают семьдесят девять процентов женщин (так было написано на упаковке), и о том, что скоро зима, и надо покупать уголь. Она думала об Изольде, о Кэтти, и Мышке, и Пэм, о диване, протертом, но все еще уютном, о кофе с корицей – в общем, о многих вещах, только не о тех, кто тормозил у обочины. О них было лучше не думать совсем. Фонарь светил у самого подножия холма, желтое размытое пятно, и Анника понимала, что надо бы спуститься и встать под фонарем, иначе ее не заметят. А рабочая девушка не может позволить себе, чтобы ее не замечали – значит, надо спуститься и встать в круге света, в ореоле мелких дрожащих капель, от которых мгновенно мокнут волосы.

Стоя на полпути между вершиной холма и фонарем у его основания, Анника была совершенно незаметна, однако длинная бледная машина все же притормозила. Не белая, а именно бледная, цвета ранних сумерек, цвета тумана, встающего над болотом. Тонированные стекла. И не четыре дверцы, а шесть. Анника пригнулась к тонированному стеклу и уже собиралась сообщить, что берет почасовую оплату – вот тут-то эльфы ее и похитили.

Прошло семь лет.

Изольда сидела в кресле, поджав под себя ноги, и красила ногти лаком. Лак был дешевый, ярко-красный и скверно пах, но в комнате и без того пахло не очень. В этой пучине запахов: гнилые яблочные огрызки, давно не стираное белье, плесень, живущая за обоями, случайно завалявшийся с прошлой недели бутерброд с сыром – в этой какофонии запах лака терялся, как теряется бойкий оратор перед слишком буйной и разношерстной аудиторией.

За окном была ночь. В эту ночь Изольда не работала, хоть и следовало бы – теперь она оплачивала квартиру одна. Аннику семь лет назад похитили эльфы. Простушка Пэм выскочила замуж за адвоката, который помогал ей в том деле с крабами и метлой. Мышка свалила в Мюнхен (и чего ей дома не сиделось?), а Кэтти умерла два месяца назад в госпитале Святого Луки. Пэм даже на похороны не пришла, вот мерзавка! Изольда неловко двинула рукой и свирепо уставилась на неровное пятно лака. Она потянулась за салфеткой, и тут в замке провернулся ключ. Это, как выяснилось тридцать секунд спустя, вернулась похищенная эльфами Анника.

Анника сидела на потертом диване, вытянув длинные, неимоверно длинные ноги в каких-то необычайных колготках и, отставив мизинчик, прихлебывала кофе из чашки. Кофе с корицей. Первым делом Анника сообщила, что больше всего у эльфов ей не хватало как раз кофе с корицей. Затем Анника рассказала, что бабы у эльфов холодные, как лягушки, а мужики, напротив, очень даже горячие, и что все эти горячие мужики ее, за семь-то лет… Но она не жалуется. Она очень довольна. Потому что они давали ей все, все… И, поглядев на Аннику, Изольда как-то сразу поняла, что эльфы и вправду давали ей все, все, потому что вид у Анники был… да, пожалуй, сытый. Очень сытый, как у холеной кошки, которую хозяин каждое утро вычесывает щеткой во избежание колтунов. Так подумала Изольда, накручивая на палец жесткую смоляную прядь. Про лак она уже забыла. Анника следила за пальцем и прядью, а затем сказала, что организует агентство. Что у нее есть спонсоры. Что это очень хорошая работа, а прикрытие простое, как всегда: по документам девушки как бы поедут в Канаду, потому что в Канаде очень ценят ирландских нянь и домработниц. Отличное дело. Семь лет и ты в шоколаде. Она позаботится обо всех. И в первую очередь об Изольде. Изольда молчала, накручивая на палец жесткую смоляную прядь, и думала почему-то не о горячих эльфах, а о Кэтти, лежащей на кладбище в сырой и черной земле.

Агентство появилось через два месяца. Записалось ровно двести девятнадцать девушек от двадцати двух до тридцати пяти лет. Изольда не записалась.

Тридцать первого октября, ровно в шесть часов вечера, Анника отперла ключом заднюю дверь агентства. Через дверь прошли ровно двести девятнадцать девушек в возрасте от двадцати двух до тридцати пяти лет, и больше их никто никогда не видел. Анника закрыла дверь, аккуратно провернула ключ в замке, вернулась в офис, пропустила все документы через шредер, вытащила из ящика стола кроличью лапку и початую бутылку джина и покинула здание навсегда.

Кроличью лапку и бутылку она оставила у двери квартиры, которую они когда-то снимали впятером, а теперь снимала одна Изольда. Анника некоторое время стояла под холодной лестницей, принюхиваясь к запахам лака, плесени и протухшего сыра, нестиранных чулок и человеческого жилья. Затем она ушла в ночь.

Моросило.

На перекрестке Аннику уже ждала длинная бледная машина с тонированными стеклами и шестью дверцами вместо четырех.