Вадим Федоров - Секс, трава, виагра

– Гони.

Взвизгнули покрышки, и машина ринулась вперёд. Над улицей вспорхнули белыми птицами 22 телеграммы и 22 извещения к ним. Листопад в мае – из телеграмм, которые я оставил на крыше Волги и про которые тут же забыл. Проехав несколько метров, Василий ударил по тормозам. Весь квартал за нами был усыпан белыми листочками. Я на негнущихся ногах вылез из машины и бросился подбирать телеграммы. Где-то далеко смеялась Ленка.

Нашёл все 22 телеграммы и почти все извещения, кроме одного. Сбегал обратно на телеграф, попросил тётю Катю выписать новое. Выписала, глянув на меня с жалостью. Свидетелями моего позора было всё отделение. Сел в машину. Сказал Василию ближайший адрес.

– Ну что, пукнул? – хмыкнул он.

– Чего? – не понял я.

– Пукнул перед девушкой? – засмеялся Василий.

– Аха, – я улыбнулся, – уж пёрнул так пёрнул. Прям как ты вчера. Гони, Василий. Мы и так опаздываем.

И мы погнали развозить телеграммы. Развезли все. Настроение у обоих постепенно улучшилось, хотя я и выслушал пару упрёков в том, что долго их развожу.

Приехали в последний адрес. Новостройка. Лифт, как обычно, по закону подлости, не работает. Бегом поднялся на девятый этаж. Дверь открыла молодая и симпатичная девушка. Лет 17–18. Голубые глаза, русые волосы.

– Аникина Елена. Это вы? Вам телеграмма. Распишитесь.

– Да, это я. Спасибо.

Она расписалась на извещении и протянула мне ручку. Я в ответ поздравительную телеграмму. От родителей. Из квартиры вкусно пахло.

– Девушка, на улице жарко очень, – сказал я, – у вас попить не найдётся? А то так есть хочется, что аж переночевать негде.

– Сейчас принесу, – засмеялась она, да вы проходите, не стойте в дверях.

– Вадим, – представился я, переступив порог.

– Лена, – ответила она.

– Я знаю. Я же вам телеграмму принёс…

Вот так я познакомился с еще одной Ленкой. Но это уже совсем другая история…

Ссука. Ссссссука. Сучка моя…

Не сплю третью неделю. Накатывает так, что хочется выть. И я вою.

Ссука. Сссссукааааа… Зачем ты так? За что?

Здоровый мужик, сижу ночью на лестнице, ведущей на второй этаж. Один в доме. В пустом и мёртвом доме.

Под глазами мешки. В душе дыра. Чёрная. И тоска. И непонимание. За что?

Сука.

Самое тяжёлое время с трёх до пяти утра. Лежу в кровати, смотрю в потолок. Белый потолок в тёмной комнате. Считаю верблюдов. За месяц, по-моему, я всех верблюдов Средней Азии пересчитал. Почему именно верблюдов? Да чёрт их знает. Считаю верблюдов.

Один верблюд, второй верблюд… Сука. Ну почему ты так со мной поступила? Почему?

Опять начинаю монолог в своей голове, забыв про верблюдов. Опять что-то доказываю своей любимой. Каждую ночь. Уже три недели подряд. В день сплю максимум один час. Иногда вообще не получается уснуть.

Встаю. Хоть и ночь, всё равно жарко. Июль. Лето. Окна нараспашку.

Встаю. Иду вниз, на кухню. Пью воду. Хочу спать, но уснуть не могу. В голове, как заезженная пластинка, одно и то же. Сука. За что? За что, любимая моя? Сучка. Почему?

Прям там, на кухне, начинаю отжиматься. 30 раз. Затем сто приседаний. Затем опять отжимаюсь. Сердце колотится в груди. Присел, встал, присел, встал…

Качаясь от усталости, возвращаюсь в спальню. Падаю на кровать. Один верблюд, второй верблюд, третий верблюд, четвёртый верблюд… Ну почему ты меня предала? Сука. Почему? Это как нож в спину. Только от ножа умирают. А от твоего предательства я схожу с ума. Я не могу спать. Потому что в голове крутится одно и то же: за что?

На прошлые выходные приезжали друзья. Узнали о её предательстве. Быстро организовали шашлыки. Поговорили. Сказали: «Держись. Если что, звони. Чем сможем…»

Валентин посоветовал:

– Сходи в ресторан или в бар и сними бабу. Забудешь про свою суку.

Вчера решил воспользоваться его советом. Вечером сбрил месячную бороду, помылся, оделся. Доехал до джаз-бара. У стойки сидела девица, лет тридцати. Скучала. Подсел: здрасьте, что скучаем?

Оказалось, в турпоездке. Подруга заболела, лежит в номере. А она вот решила прогуляться по ночной Праге. Зовут Оксана.

Угостил абсентом. Завязался разговор. Второй абсент. Глазки у девушки заблестели. И тут я рассказал какой-то анекдот. И Оксана засмеялась. Закинула голову и расхохоталась. Точь-в-точь, как моя ненаглядная сучка.

Я закрыл рукой рот и ломанулся к двери, сбив по дороге какую-то парочку. Только успел выбежать и завернуть за угол, как меня вырвало. Стоял, двумя руками опёршись о стену дома, и блевал. Как какой-то алкаш. Хотя я не пью уже почти год.

Отдышался. Вернулся в бар. Извинился. Сказал, что отравился чем-то. Оксана засуетилась, предложила проводить. Отказался. Пожелал спокойной ночи и выздоровления подруге. И уехал домой, чтобы лежать в постели и считать верблюдов. …Сто два верблюда, сто три верблюда, сто четыре…

Сука. Сучка. Любимая моя. Предательница. Дрянь. Как же мне плохо. Как будто это я её предал, а не она меня. Почему так?

Гляжу на часы. Четыре утра. За окном в ветках черешни какие-то птицы начинают что-то делить и галдеть.

– Сука! – кричу. – Ссссссууууука!

За окном замолкают.

Считаю верблюдов. Сбиваюсь. Встаю. Иду на кухню. Открываю холодильник. Долго смотрю на бутылку водки. Беру её, прикладываю к голове. Жарко, а бутылка холодная. Хочется выпить. Прям тут, на кухне, возле холодильника. Отвинтить пробку и, плеснув в чайную кружку, залпом выпить. И потом ещё. И закусить огурчиком из банки. Банка тут же, в холодильнике. И потом уснуть.

– Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот в чём трудность. Какие сны приснятся в смертном сне… – громко декламирую я Шекспира, стоя перед раскрытым холодильником.

Нет. Это не выход. Это тупик. Кладу бутылку обратно. Закрываю холодильник. Иду считать верблюдов. Хотя хочется выть. Кричать от боли, которая разрывает сердце. Плакать от этой невыносимой боли. Но нет. Мужчины не плачут. Мужчины считают верблюдов. По чётным дням двугорбых, по нечётным одногорбых.

По пути в спальню отжимаюсь, приседаю. Захожу в ванную. Встаю на весы. Ого. За два месяца сбросил восемь кило. Хочешь похудеть? Спроси меня – как? И я отвечу. Влюбись в суку, и когда она тебя предаст и бросит, то гарантированно похудеешь. Сука. Ссучка.

Ложусь в постель. Считаю верблюдов. Сбиваюсь. Закрываю глаза. И сразу появляется она. Сучка моя. Моя ненаглядная. Моя любовь и моя боль. Смотрит дурашливо. В глазах лукавая усмешка. Я ей что-то говорю, доказываю, объясняю. Она молчит. Сссссука.

Открываю глаза. В комнате светло. Смотрю на часы. Шесть часов сорок три минуты. С ума сойти. Я спал сегодня два часа. Это же праздник какой-то.