Вадим Федоров - Секс, трава, виагра

Приходил он к Маше раз в три-четыре дня. Поздно вечером. Рано утром уходил. Пил витамины, старался держать себя в форме. В воскресенье шёл на целый день в спортзал. Бегал, качался.

Василий же из общежития съехал к Варваре. На работе появлялся, но тренировки стал пропускать.

Так прошло три или четыре месяца. Наступила осень. Мягкая и тёплая. С утренними туманами и ночными заморозками.

В одно из воскресений Василий пришёл в спортзал, но заниматься не стал. Отозвал Эдика в сторону. Улыбка до ушей.

– Ну что, красавчик, – сказал потному после пробежки Эдику, – с тебя бутылка. Баба твоя забеременела. Вчера вечером у моей Варварки сидела, сопли на кулак наматывала. Залетела твоя Машка. Поздравляю. Тока эта дура об аборте думает. Так что теперь всё от тебя зависит.

– А чё делать-то? – опешил Эдик.

– Чё, чё. Через плечо, – осклабился Вася. – Ты сегодня с ней встречаешься? Ну вот, давай, пока она тёпленькая, делай ей предложение: люблюнемогу. И все дела. Кольцо я тебе притащил. Недорого. Белое золото. Пацаны подогнали. Я сказал, что деньги потом отдам.

И Вася протянул Эдику симпатичное колечко с беленьким камушком.

– Спасибо, друг, – с чувством поблагодарил Эдик Василия.

– Не за что, – делано засмущался тот, – ты, главное, бабло за колечко завтра занеси. Или колечко, если эта дура тебе откажет.

И сплюнул через левое плечо. Постучал по деревянной лавке, на которой они сидели. Сплюнул и Эдик и тоже постучал. Потом рванул в душ. Помылся. Оделся. До вечера промаялся, ходя, как праздный турист, по Праге и периодически доставая и рассматривая обручальное кольцо.

Поздно вечером пришёл к Машиной квартире. Условно стукнул три раза в дверь. Маша открыла. Лицо серьёзное. Прошли на кухню. Сели.

– Эдик, – начала Маша, – мне надо тебе кое-что сказать…

– Погоди, – перебил её Эдуард, – давай сначала я скажу, а потом уже ты.

Он встал со стула. Как в тумане, обошёл вокруг стола и бухнулся перед Машей на колени. Достал кольцо и протянул куда-то вверх.

– Маша, я тебя давно люблю, – забормотал, – с первого взгляда тебя полюбил. Выходи за меня замуж. Пожалуйста.

А в голове бухало: «Бля, только бы согласилась, только бы согласилась…»

Поднял голову. Маша плакала. Слёзы текли у неё по щекам, размазывая тушь. Лицо её стало некрасивым и жалким. Эдик поднялся, сгрёб Машу в охапку и понёс в спальню…

Расписались они через месяц. Свидетелями, естественно, были Василий и Варвара. Наташа появление отчима восприняла спокойно. Эдик старался поменьше разговаривать с ней и был предельно вежлив с падчерицей. С работы он уволился. Некоторое время ничего не делал, потом устроился к знакомым Варвары водителем туристического автобуса. Ему нравилось возить туристов по Чехии. Некоторые туристки оказывали ему знаки внимания, парень он был красивый и накачанный. Но Эдик только улыбался и показывал обручальное кольцо на безымянном пальце. Маше он не изменял.

А Маша… А что Маша? Она родила мальчика. Целыми днями занималась им и дочкой. Готовка, уборка, проверить уроки и сменить пелёнки. Талия исчезла. Зато грудь стала третьего размера.

Эдик приходил домой после работы. Мыл руки. Ужинал. Потом играл со своим сыном. С Андрюшей. Иногда к ним присоединялась Наташа. Он слушал её, разговаривал, спрашивал о школе, о подружках. Потом детей укладывали спать. Ложились и Эдик с Машей. Два или три раза в неделю занимались сексом.

Когда Андрюша был совсем маленьким, то ночью очень часто к нему вставал Эдик. Он очень любил своего сына. И Маша очень сильно любила своих детей, Наташу и Андрея.

Так они и жили. В любви и согласии.

«Зайку бросила хозяйка, без зонта остался зайка. Со скамейки слезть не смог, весь до ниточки промок», – тихо про себя декларировал Семён, бредя под холодным осенним дождичком и неся в руке пакет с пивом. Семён был сильно пьян и расстроен.

– Я не люблю тебя, – сказала она и добавила: – И ребёнок это не твой.

Оба были пьяны. Наклюкались на дне рождения сына. 21 год стукнуло мальчику. 22 года стукнуло их браку. И когда после празднования дня рождения они вернулись домой, то возник этот спор, дурной и бесполезный. Слово за слово – и у его жены вырвалось: «Я тебя не люблю. И ребёнок не твой». И она ушла спать. А он пошёл догоняться.

Зашёл домой. Пробрался на кухню. Сбросил мокрые штаны и рубашку. Надел сухое и чистое. Выпил бутылку пива. Залпом.

Боль в груди от обиды не отпускала. Наоборот, стало ещё хуже. Зашёл в спальню. Жена спала, громко храпя во сне. «Какая же она некрасивая, когда пьяная», – подумал Семён. Вернулся на кухню. Открыл ещё бутылку пива. Но пить не хотелось. Алкоголя и так было в крови немереное количество. И он требовал подвигов. Или каких-либо действий.

И Семён начал действовать. Поставил диск с Бутусовым. Порылся в ванной комнате. Нашёл в самом нижнем ящике опасную бритву. Был у него период в жизни, когда он брился опасной бритвой. Период прошёл, а бритва вот осталась.

Семён вернулся в кухню. Выпил ещё пива. В голове застучало и зашумело. Он уже слабо представлял, где он и что делает. Сзади что-то зашуршало. Оглянулся. Никого. Но казалось, что в коридоре кто-то стоит, чёрный и маленький. И ждёт. Семёна.

Семён вышел в коридор, включил свет. Никого.

Вернулся на кухню. Сделал звук музыки потише. Раскрыл бритву и ударил себя по запястью. Тоненькой струйкой брызнула кровь из рассечённой плоти. Семён оглянулся на ярко освещённый коридор и ударил ещё и ещё. Он кромсал руку, пока кожа на ней не превратилась в лохмотья. Чудом не задел сухожилия. Затем переложил бритву в покалеченную руку и проделал то же самое с правой рукой.

Кровь медленно заливала стол. Пахло, как в мясном магазине. Семён попытался встать, но его повело, и он свалился на пол. Лежал на полу и думал: как долго ещё? Со стола капало. Мутило. И было холодно. Семён свернулся калачиком. Было мокро и неуютно. Почувствовал, что в коридоре опять появился этот, в чёрном. Маленький, ростом с ребёнка, в чёрном плаще, балахон надвинут на голову и не видно лица. Стоит и ждёт.

Из динамиков тихо лилось:

– Я хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой…

Семён стал засыпать.

Его разбудил крик жены. Она бегала по кухне, громко говоря что-то в телефон и поскальзываясь на Сёминой крови. Сёма поднял голову, что-то промычал и отключился. Второй раз очнулся в скорой, привязанный к каталке, чтобы не упал. Было холодно. Очень. В третий раз – окончательно, он проснулся уже в приёмном отделении. Капельница, белые простыни и усталый врач. Тот, матерясь, зашивает его порезы.