Вадим Федоров - Секс, трава, виагра

– Личные вещи, – бодро отвечаю я.

– Откройте, – приказывает немец.

– Не буду. Там личные вещи, – как попугай, отвечаю я.

– Откройте сумку.

– Там личные вещи.

Немцы напряглись. Стало тихо. Если не считать воя пурги.

– Немедленно откройте сумку!

– Вам надо, вы и открывайте. Там личные вещи.

Немцы перегруппировались, взяв нас в кольцо. Русскоговорящий достал из кармана резиновые перчатки и принялся натягивать их на руки. Один из пограничников расстегнул кобуру. В голове, как заезженная пластинка, совершенно некстати завертелась фраза: «При попытке к бегству, при попытке к бегству, при попытке к бегству…»

Пограничник подвинул сумку поближе к краю, осторожно расстегнул её и наклонился над багажником. Завис на долгих три минуты. «При попытке к бегству, при попытке к бегству, при попытке к бегству», – вертелось в голове.

Немец вынырнул из багажника, растерянно поглядел на меня и Валеру и вновь нырнул в сумку. Чем-то зашелестел. Потом снова завис. Вьюга стихла. Раздался щелчок очередной расстёгиваемой кобуры.

Пограничник наконец окончательно вынырнул из багажника, подбежал к старшему и что-то вполголоса начал говорить ему на ухо. Тот внимательно выслушал и отдал приказ.

– Вы свободны, – перевёл русскоговорящий. – Проедете дальше метров 30, там будет разворот. Развернётесь и можете ехать обратно. Вы проехали Розвадов. Он примерно в пяти километрах на чешской территории. Там около заправочной станции есть отличный мотель. Доброго пути.

И отдал мне ключи и документы. Мы с Валерой сели в машину. Медленно тронулись. Через 30 метров развернулись и так же медленно покатили вдоль длинного здания погранслужбы. Вдоль площадки выстроились шесть немецких пограничников. Когда мы проезжали мимо, они, как по команде, подняли руки и замахали нам вслед.

– Для их полного счастья мне тебя надо обнять, – проворчал Валерка.

– Я тебе руку сломаю, – пообещал я.

– Да я пошутил, – ответил Валера, оглядываясь на немецких пограничников.

– Этим не шутят, – сказал я и, поддав газу, поехал к заправке около Розвадова, где уже два часа нас ждали томики Солженицына и Булгакова.

Поздняя осень. Выпал снег. Позвонили родители и сказали: «Приезжай, надо кабанчика зарезать». Потому что всю живность в нашей семье обычно резал я. Петуха зарубить или поросёнка разделать, как в эти ближайшие выходные, – я. Прям как штатный палач. Все остальные боялись крови и жалели домашних животных. А мне было всё равно. Крови не боялся, жалость не проявлял.

С родителями договорился. Но замотался по работе. Забегался. И только накануне вспомнил, что забыл наточить ножи. Хороший набор самодельных ножей для освежевания туши. Набор-то хороший, но тупой на сегодняшний день. А сегодня пятница. А завтра с утра ехать в деревню. Позвонил знакомому с работы, живущему в соседнем подъезде, который носил старинное русское имя Кузьма, хотя и был по национальности татарином. Но его все звали по имени отчеству Кузьма Андреевич. По фамилии Кузнецов. Работал он однако не кузнецом, а шлифовальщиком и дома имел полный набор всяких инструментов и материалов для заточки ножей.

Кузьма Андреич был компанейским мужиком. Среднего роста, с круглым лицом и русыми волосами. Всегда спокойный, с непроницаемым лицом. У него очень хорошо получалось рассказывать анекдоты в компании. Когда все уже по полу катаются, держась за животы, а Кузьма с невозмутимым видом очередную байку травит.

Пришёл я почти в 10 часов вечера к Кузьме. С собой притащил маленькую бутылку виски. Кузьма проводил меня на кухню, состряпал закуску, и мы выпили по одной. Потом он отодвинул стакан, сел на табурет, стоящий за холодильником, и принялся точить мои ножи, параллельно трепясь со мной за жизнь.

Сидим. Кузьма точит ножи. Я потихоньку попиваю своё же виски. Кухня метров 12. Да ещё и жара стоит. Отопительный сезон начался. А мы тут ещё и накатили. Кузьма снял рубашку, остался по пояс голый. Сидит, ножиком вжик-вжик. Я глянул, а у него на груди татуировка. Красивая, цветная. Огромный орёл на всю грудь. Крылья до плеч. Голова с клювом на левую грудь склонилась. А в когтях у орла мужчина. Почти голый. В одних семейных трусах. И трусы эти в горошек. В красный. Я аж поперхнулся виски, когда эти трусы на пузе у Кузьмы увидел.

– Кузьма Андреич, – говорю, – а чего это такая странная татуировка? Орёл очень красивый, а вот детали туалета у мужчины какие то странные.

– Да это я по молодости, в 17 лет наколол, – не прерывая работу, сказал Кузьма, – глупый был. У нас во дворе был классный кольщик, он мне и набил орла с мужиком. А в трусах – это потому что по легенде.

– По какой легенде? – не понял я.

– Да во дворе легенда была. Я её уже точно не помню. Там какая то баба изменила мужу. И тот то ли сам в орла превратился, то ли нашёл это чудо природы. В общем, прилетел орёл, бабу заклевал до смерти, а мужика, который с ней был, унёс куда-то и сбросил в пропасть.

– Бред, – не выдержал я.

– Бред, – согласился Кузьма, – но сам понимаешь, опасный возраст, в голове чёрт знает что происходит. Да и сам рисунок по большому счёту красивый получился. Вот с трусами да, не очень красиво. Но кольщик объяснил, что такие трусы у подлецов, которые чужих жён совращают. Ну я и оставил.

– А потом забить штанами или другим цветом? – не сдавался я.

– А потом я отцу пообещал, что больше ни сантиметра не набью, – ответил Кузьма, откладывая в сторону очередной наточенный нож, – он когда это произведение в бане увидел, чуть не убил меня.

Я не выдержал и рассмеялся, представив Кузьму и его отца. Кузьма покосился на меня, но так же невозмутимо продолжил своё дело. Вжик-вжик. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Жена моя татуировку не любит, – после минутной паузы продолжил он, – прям корёжит её от этого орла. А про трусы я от неё чего тока не наслушался.

Кузьма отложил наточенный нож и взял в руки тесак. Тот служил для перерубания костей и вида был устрашающего. 30 сантиметров в длину, чёрная эбонитовая рукоятка, сделан он был из рессоры. Кузьма напильником заровнял зазубрины на лезвии и принялся затачивать тесак на специальном круге.

Я налил в два стаканчика виски, нарезал лимон. Кузьма на минутку отвлёкся от работы, ловким движением опрокинул в себя горячительное, прополоскал им во рту и проглотил. Лимон понюхал, но есть не стал. Отложил на тарелочку. Взялся за тесак. Вжик-вжик.

В это время в прихожей раздался шум открываемой двери.

– Помянешь чёрта, – едва слышно пробормотал Кузьма Андреич.

В кухню вошла супруга Кузьмы, маленькая, ярко раскрашенная блондинка. Инна.

– Здрасьте, – с порога отозвалась она и, оглядев кухню, добавила: – чего это вы тут делаете, мужики?