Исабель Альенде - Постоялец Инес

(рассказ)

Учительница Инес вошла в «Жемчужину Востока», где в этот час не было ни одного покупателя, шагнула к прилавку, за которым Риад Алаби сворачивал в рулон цветастую ткань. и сообщила, что только что перерезала горло одному из постояльцев своего пансиона. лавочник вытащил из кармана белый носовой платок и прикрыл им рот.

— Что ты сказала. Инес?

— То, что ты слышал, турок.

— Он мертв?

— Мертвей не бывает!

— И что ты теперь собираешься делать?

— Что мне теперь делать? С этим вопросом я к тебе и пришла, — сказала она, поправляя упавшую на лоб прядь.

— Подожди, я запру дверь на всякий случай, — со вздохом произнес Алаби.

Они были знакомы столько лет, что ни он, ни она не смогли бы в точности припомнить, сколько именно, хотя оба хранили в памяти каждую деталь того первого дня, когда завязалась их дружба. В ту пору он был простым бродячим торговцем, что ходят по дорогам, предлагая свой немудреный товар, вечный скиталец, араб-иммигрант с фальшивым турецким паспортом, одинокий, измученный, с уродливой заячьей губой, мечтающий сесть наконец где-нибудь в тени и отдохнуть. Она была еще молодой женщиной, с крутыми бедрами и прямой осанкой, единственной учительницей в поселке, и у нее был двенадцатилетний сын — плод мимолетной любви. Мальчик занимал главное место в жизни Учительницы Инес, она заботилась о нем самоотверженно, и, с трудом одолевая желание нянчиться с ним, как с маленьким, она относилась к нему так же строго, как и к прочим школьникам, чтобы никто не мог сказать, что она балует его, а также чтобы сгладить унаследованную от отца строптивость. Она мечтала воспитать в нем здравомыслие и доброе сердце. В тот самый день, когда Риад Алаби вошел в Агуа-Санта с одного конца, с другого группа мальчишек принесла на самодельных носилках тело сына Учительницы Инес. Он залез в чужой сад за манго, и хозяин, чужак, которого никто в этих местах не знал, выстрелил в него из ружья — чтобы попугать, но пуля попала в лоб, и через большую черную дыру из мальчика улетела жизнь. Тогда-то торговец показал себя прирожденным лидером и неведомо как оказался в самом центре событий. Он утешал несчастную мать, отдавал распоряжения насчет похорон, словно был близким родственником, и пытался удержать толпу, рвавшуюся покарать виновного. Между тем убийца сразу понял, что в этих краях жизнь его не будет стоить и гроша, и улизнул из поселка, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

На следующее утро именно Риад Алаби шел впереди толпы, прямо с кладбища метнувшейся к месту гибели мальчика. Целый день все жители Агуа-Санта таскали манго и бросали в окна злосчастного дома, пока не набили его плодами до самого потолка. В ближайшие недели фрукты под жарким солнцем забродили и пустили густой сок, и эта золотистая сладкая кровь пропитала стены, так что дом превратился в огромное доисторическое чудовище, огромного гниющего зверя, которого одолели черви и падкие до тлена насекомые.

Гибель мальчика, роль, которую Риаду Алаби довелось сыграть в те дни, и прием, оказанный ему в Агуа-Санта, определили судьбу пришельца. Он решил забыть своих предков-кочевников и обосновался в поселке. Открыл там лавку — «Жемчужина Востока». Он женился, овдовел, снова женился и продолжал торговать, а тем временем за ним укрепилась слава справедливого человека. А Инес выучила несколько поколений детишек и выполняла свою работу с той же неизменной любовью, с какой относилась бы к собственному сыну, пока ее не одолела усталость. Тогда она уступила место другим учительницам, приехавшим из города с новыми букварями, и удалилась на пенсию. Перестав ходить в школьные классы, она тотчас почувствовала, как быстро стареет и как время ускорило свой бег, дни летели, и она не могла вспомнить, на что потратила столько часов.

— Знаешь, турок, я будто умом тронулась. Видно, умираю, сама того не ведая, — сказала она ему как-то раз.

— Здоровья тебе. Инес, как всегда, не занимать. Просто ты томишься от скуки, от безделья, вот в чем дело, — отозвался Риад Алаби и посоветовал ей присоединить к дому еще несколько комнат и устроить там пансион. — Ведь у нас в поселке нет гостиницы, — добавил он.

— Правда, нет и туристов, — возразила она.

— Чистая постель и горячий завтрак — счастье для тех, кто бывает здесь проездом.

Он оказался прав, как раз водители грузовиков Нефтяной компании стали основными клиентами Учительницы Инес. Здесь они находили ночлег и отдых, когда усталость и скука доводили их мозг до галлюцинаций.

Учительница Инес была самой уважаемой женщиной в поселке Агуа-Санта. За несколько десятков лет все здешние дети побывали у нее в учениках, что давало ей право вмешиваться в жизнь каждого из них и даже драть за уши, когда считала нужным. Девушки вели к ней для одобрения женихов, семейные пары просили быть судьей в их ссорах — она была советчицей, судьей и могла разобраться в любом вопросе, и власти у нее было побольше, чем у священника, врача или полицейского. И властью своей она пользовалась сполна — тут уж ей помешать не мог никто. Однажды она посетила местный полицейский участок, прошествовала мимо Лейтенанта, не удостоив его даже кивком, сняла с гвоздя на стене ключи и вывела из камеры одного из своих бывших учеников, арестованного за пьяный дебош. Лейтенант пытался вмешаться, но Учительница Инес оттолкнула его, схватила парня за шкирку и повела на улицу. А там дала пару затрещин и пообещала, что в следующий раз самолично спустит с него штаны и отлупит так, что он надолго запомнит урок.

Поэтому сейчас Риад Алаби ни на миг не усомнился в том, что она говорит всерьез. Слишком хорошо он ее знал. Он взял Инес под руку, и так они прошли пару кварталов, отделявших «Жемчужину Востока» от ее дома. Дом этот был много лучше всех прочих в поселке, из необожженного кирпича и дерева, с большой крытой галереей, где в знойное послеобеденное время вешали гамаки; были там ванные с водопроводной водой и вентиляторы во всех комнатах. Сейчас пансион выглядел пустым, только в гостиной какой-то заезжий человек пил пиво, уставив взгляд в телевизор.

— Где он? — шепотом спросил лавочник.

— В одной из тех комнат, что выходят во двор, — ответила она, даже не подумав понизить голос.

Она повела его вдоль предназначенных для гостей комнат — все двери выходили на крытую галерею; вокруг столбов тянулись вверх лиловые анютины глазки, в подвешенных к балкам горшках росли папоротники. Галерея окружала двор, усаженный мушмулой и бананами. Инес открыла последнюю дверь, и Риад шагнул в полутемную комнату. Портьеры были задернуты, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к мраку, и тогда он разглядел на кровати тело старика, безобидного на вид, дряхлого незнакомца, который плавал в луже собственной смерти, в брюках, запачканных экскрементами, голова его соединялась с телом тонкой полоской бледной кожи, на лице застыло выражение безнадежного отчаяния, словно он просил прощения за весь этот беспорядок и кровь, а также за ужасную оплошность и бестактность — за то, что позволил себя убить.