Кэтрин Мэнсфилд - Путешествие

Внизу бабушка остановилась: Фенелла испугалась — неужели она опять будет молиться? Но нет, она только достала билеты в каюту. Они очутились в баре. Здесь было очень светло и душно, пахло краской, подгорелыми бараньими отбивными и резиной. Фенелле хотелось поскорей идти дальше, но бабушку не поторопишь. Ей попалась на глаза огромная корзина бутербродов с ветчиной. Она подошла и легонько потрогала верхний пальцем.

— Почем у вас бутерброды? — спросила она.

— Два пенса, — рявкнул грубиян — стюард и швырнул на стойку нож и вилку.

Бабушка не поверила своим ушам.

— Два пенса штука? — переспросила она.

— Ну ясно, — ответил стюард и подмигнул другому.

Бабушкино лицо сморщилось в удивленной гримаске.

— Совести у них нет! — чопорно поджимая губы, шепнула она Фенелле.

И они направились через весь бар к дальней двери и вышли в коридор, по обе стороны которого располагались каюты. Тут к ним подошла очень приветливая стюардесса. Она была вся в голубом, а воротничок и манжеты пристегнуты большими медными пуговицами. Оказалось, она прекрасно знает бабушку.

— Ну вот, миссис Крейн, — сказала она, отпирая в их каюте умывальник, — вот вы и опять у нас. Не так‑то часто вы берете отдельную каюту.

— Да, — сказала бабушка. — Но на этот раз мой сынок позаботился…

— Надеюсь… — начала было стюардесса, но тут же умолкла и долгим сочувственным взглядом обвела черную одежду бабушки, черное пальто, юбку и кофточку Фенеллы и ее шляпку с креповой розой.

Бабушка кивнула.

— На все божья воля, — сказала она.

Стюардесса печально сжала губы, вздохнула и стала как будто еще приветливей.

— Я всегда говорю, рано или поздно все там будем, уж это чистая правда, — сказала она так, будто первая открыла эту истину. И, помолчав, прибавила: — Может, принести вам чего‑нибудь, миссис Крейн? Чашку чая? Я знаю, не стоит и предлагать вам капельку чего‑нибудь такого, чтоб согреться.

Бабушка покачала головой.

— Ничего не надо, спасибо. У нас есть с собой немножко печенья, и еще у Фенеллы прекрасный банан.

— Тогда я загляну к вам попозже, — сказала стюардесса, вышла и затворила за собой дверь.

До чего маленькая была эта каюта! Точно их с бабушкой сунули в ящик. Темное круглое оконце над умывальником глядело на них тусклым глазом. Фенелла, оробев, остановилась у двери, она все еще прижимала к себе свои пожитки и зонтик. Неужели здесь надо раздеваться? Бабушка уже сняла чепец и, прежде чем повесить его, скатала ленты и приколола булавкой к подкладке. Ее седые волосы блестели, как шелк; маленький пучок на затылке покрывала черная сетка. Фенелла, кажется, никогда еще не видела бабушку с непокрытой головой, очень странно это выглядело.

— Я надену шерстяной шарфик, который для меня связала твоя дорогая мамочка, — сказала бабушка, развернула свой сверток, вынула оттуда шарфик и повязала им голову; венчик седых кудряшек качался у нее над бровями, она печально и ласково улыбалась Фенелле. Потом расстегнула корсаж, и что‑то под ним, и еще что‑то под этим. Началась короткая быстрая возня, бабушка даже слегка покраснела от натуги. Щелк! Щелк! Это она, оказывается, снимала корсет. И вот она вздохнула с облегчением, сидя на плюшевом диванчике, медленно, осторожно стянула с ног башмаки на резинках и поставила их рядышком.

К тому времени, как Фенелла сняла пальто, юбку и надела фланелевый халатик, бабушка уже совсем приготовилась ко сну.

— А мне снимать башмаки, бабушка? Они у меня на шнурках.

Бабушка с минуту озабоченно раздумывала.

— Лучше сними, детка, будет куда удобней, — сказала она. Потом поцеловала Фенеллу. — Да не забудь помолиться. Господь нас хранит на море еще больше, чем на земле. — И закончила бодро: — На верхней койке лягу я, ведь я уже опытная путешественница.

— Да как же вы туда заберетесь, бабушка?

К верхней койке приставлена была лесенка, всего‑то три ненадежных перекладинки. Старуха беззвучно коротко засмеялась, ловко вскарабкалась наверх и через бортик глянула на удивленную Фенеллу.

— Не думала ты, что твоя бабушка такая проворная, а?

И она откинулась на подушку и снова тихонько засмеялась.

Кусок коричневого мыла был очень твердый и никак не мылился, а вода в бутылке походила на какой‑то мутный кисель. И еще очень трудно было откинуть накрахмаленные слипшиеся простыни; пришлось их прямо отдирать друг от друга. Будь все в ее жизни по — прежнему, Фенелла, пожалуй, не удержалась бы от смеха… Наконец и она пыхтя залезла в постель и улеглась, и тут сверху донесся протяжный чуть слышный шепот, словно кто‑то тихо — тихо шелестел папиросной бумагой, что‑то в ней отыскивая. Это молилась на ночь бабушка. Медленно тянулось время. Потом, бесшумно ступая, вошла стюардесса; оперлась рукой о бабушкину койку.

— Выходим в пролив, [2] Пролив — Пролив Кука, разделяющий Северный и Южный острова Новой Зеландии и известный сильными разнонаправленными течениями. Пароход выходит в него из более спокойного залива, на берегу которого расположена новозеландская столица Веллингтон. — сказала она.

— Уже?

— Ночь погожая, но груза у нас маловато. Может, немного покачает.

И правда, пароход вдруг подняло вверх, вверх, он будто повис на мгновенье в воздухе и задрожал, и только потом его опять кинуло вниз, и тяжелые волны опять ударили в борта. А ведь Фенелла поставила зонтик с лебединой шеей на диванчик. Сломается он, если упадет? Но в ту же минуту про него вспомнила и бабушка.

— Если вас не затруднит, положите, пожалуйста, мой зонтик, — шепнула она стюардессе.

— С удовольствием, миссис Крейн. — Стюардесса положила зонтик и вернулась к бабушке. — Ваша внучка так сладко спит, — сказала она еле слышно.

— Слава богу, — отвечала бабушка.

— Бедная сиротка! — сказала стюардесса.

И тут бабушка стала ей все рассказывать, да так подробно и долго, что Фенелла и вправду заснула.

Но не успело еще ей ничего присниться, как она проснулась и увидела — над головой что‑то болтается. Что это? Что такое? Оказалось — маленькая нога в сером чулке. А вот появилась и другая. Они словно что‑то нащупывали в воздухе; послышался вздох.

— Я не сплю, бабушка, — сказала Фенелла.

— О господи, где же лесенка? — спросила бабушка. — Я думала, она где‑то тут.

— Нет, бабушка, она с другого края. Сейчас я поставлю вашу ногу на ступеньку. Мы разве уже приехали?

— Входим в гавань. Пора вставать, детка. Съешь‑ка прямо сейчас печенье, силенок прибавится.

Но Фенелла уже спрыгнула с койки. Лампа все еще горела, но уже рассвело, в каюте было холодно. В круглое оконце она разглядела вдалеке скалы. Вот на них набежала пена; вот промелькнула чайка; а вот и длинная полоса самой настоящей земли.