Дарья Дезомбре - Небесный Иерусалим, или История одного романа

– Вот, – протянул он мне написанный на бумажной салфетке номер мобильника. – Это ее агент и хороший друг Н. Скажешь, что от меня.

– Э… Спасибо, – только и могла ответить я.

Еще неделю я собиралась с духом.

И наконец набрала заветный номер.

Ответивший мужской голос был сдержан и сух. Да, его предупредили о моем звонке. Да, присылайте файл на электронную почту.

И он продиктовал адрес.

Я послала документ с кратким деловым письмом. В письме я просила прощения за «сырую» рукопись. Чтобы довести ее до ума, писала я, мне нужно понять осмысленность всего мероприятия.

И, выдохнув, вернулась на съемочную площадку: волшебное место всеобщего сумасшествия, где четырнадцатичасовой рабочий день не оставляет ни минуты на мрачные раздумья по поводу собственной бездарности.

Однако через некоторое время мне пришел ответ от Н. с прилагаемой к письму рецензией от издательства: по мнению рецензентов, в рукописи, несмотря на необходимые доработки, был потенциал.

В конце мейла порадовала приписка с вопросом: а сколько, собственно, романов в год может писать данный автор?

Мне пришлось признаться Н. – данный автор романы писать не собирается. Он вполне счастлив написанием сценариев. Будущая книжка – лишь возможность застолбить идею, которую я рассчитываю развить в совсем ином формате: телевизионном, а если повезет – и кинематографическом. Н. ответил весьма холодно: понимая мои цели, он все-таки рекомендует мне встретиться, пока я в Москве, с представителями издательства.

Против этого сложно было возразить, и вот – в назначенный час я стояла перед большим серым зданием на окраине Первопрестольной.

Такси уехало, оставив меня под проливным дождем.

Я вбежала внутрь, и тут же получила смс от Н.: он плохо себя чувствует, прийти на встречу никак не сможет. Ниже следовали фамилии двух человек из отдела «мужской остросюжетной прозы», к которым мне следовало обратиться.

Почему «мужской», спросите вы? А потому, что Королева уже многие годы печаталась именно в этом отделе, и Н. было проще заслать рукопись неизвестного автора именно туда.

Я обреченно вздохнула: деваться было некуда. Пройденный путь был слишком долог. Ожидающие меня специалисты по остросюжетной прозе этого не знали, но я была готова к любому развитию сюжета. Только бы поставить уже точку в этой истории.

Едва вырвавшись из-под света софитов в огромных ангарах киностудии, где сотни людей бегали, орали, пили водку и поглощали «кинокорм» (так называется в профессии походная кухня, привозимая на съемку), я смотрела по сторонам с легкой опаской.

Здесь, в стенах издательства, царила торжественная тишина. Ходили взад-вперед люди с интеллигентными физиономиями.

А я все равно не могла избавиться от ощущения того же огромного муравейника. Просто то, что в «кино» вырывалось наружу, бурлило, плевалось кипятком и ругалось залихватским матом, здесь было спрятано от досужих взглядов. Однако меха раздувались, поршни ходили, станки ни секунды не простаивали. Потаенная работа превращения текстов – в книжки свершалась весьма сосредоточенными людьми с ясными лицами, похоже, вовсе не обезображенными алкоголем.

Двоих из них я встретила в обширном кабинете и привычно принюхалась. Пахло исключительно хорошим парфюмом. Вокруг, бескрайним морем на всех плоских поверхностях, лежали книжки. Обложки отсвечивали в свете галогеновых ламп так, что становилось больно глазам: мужчины в бронежилетах, мужчины с пистолетами, мужчины в костюмах. Рядом стояли, прижимаясь к ним бюстами немыслимых размеров, блондинки, блондинки, блондинки.

Сердце мое упало – я представила свою книжку, однажды изданную, и сразу же затерявшуюся в море-окияне «мужской и остросюжетной».

А я-то думала, что роман поможет обратить на мою историю внимание продюсеров!

Девичьи грезы!

Взгляд мой блуждал от стола к столу, от одного мачо к другому.

– Вы нас слышите, Дарья? – вернул меня к беседе начальник отдела.

Тут, очевидно, стоит рассказать о двух встретивших меня работниках издательского труда.

Ибо они были прекрасны в тандеме.

Один из них – высокий красавец, пепельные волосы лежат романтической волной. Почти Ленский, но с онегинским именем. Поэт. Второй, постарше, с военной выправкой, воплощал в этой слаженной паре прозу. Его я про себя сразу окрестила «Спецкором». Именно он говорил с выражением о том, как важно молодому автору найти свою стезю, как непросто выжить в бушующем мире книжного бизнеса, какую ответственность берет на себя издательство, издавая никому не известного…

– Я – сценарист, – прервала я Спецкора.

Повисла пауза, и я поторопилась пояснить:

– Когда продюсер принимает в работу сценарий, он берет на себя несоизмеримо большую в материальном плане ответственность, так что…

Они переглянулись.

Что-то пошло не так. «Молодой автор» повел себя, кхм… Нетипично. Наработанная система беседы дала сбой. Отточенный текст пропал всуе.

– Чего вы хотите? – спросил меня, наконец, Ленский.

– Какой у вас рекламный бюджет? – ответила я вопросом на вопрос.

Вопросом, который мучил меня все последние полчаса – с тех пор, как я вошла в кабинет и потонула взглядом в остросюжетной мужской прозе.

Ленский кашлянул и назвал сумму.

Я наконец-то оторвала взгляд от мускулистых мачо на обложках и уставилась на завотделом. Не нужно было иметь моего опыта в рекламе, чтобы понять: сумма смехотворная. Похоронные деньги для моей будущей книжки.

– Я могу что-нибудь сделать, чтобы изменить эту сумму в сторону повышения?

Ленский смотрел на меня с явным любопытством: странноватый «начинающий автор» вздумал торговаться.

Но ответил:

– Вам нужно написать еще один роман. Тогда речь пойдет уже о совсем других суммах. Будет реклама в метро, в Интернете и в местах продаж – в книжных магазинах.

– Хорошо, – сказала я, вставая. – Я напишу вторую книжку.

Выходя из издательства, я ругала себя последними словами: кто тебя за язык-то тянул?! Но после увиденного в отделе «мужской остросюжетной» я не могла лишить свой роман рекламной поддержки. Это было мое дитя, и если «Небесному Иерусалиму» нужна путевка в жизнь – так что ж! Я сделаю для него все, что смогу.

Именно это я изложила, не без патетики, своему московскому приятелю В. – он, добрый самаритянин, притащил меня на балет в Большой театр. Отойти, так сказать, заскорузлой после киношных трудодней, глядя на прекрасное.

– Эротические сцены есть? – лениво процедил В. в ответ, и я уставилась на него, мигом растеряв всю патетику.

– Чего? – спросила я грубовато, еще не успев пообтесаться в театральном фойе средь чистой публики.

– Мужская проза. Значит, в какой-то момент должна быть эротическая сцена. И в романе один, и в романе два. Да позабористей! У тебя имеется?