Вера Космолинская - Час до конца света

«Клерк?»

«Да. Кто это?» — никнейм пользователя состоял из восемнадцати шестерок.

«Это Нарик. Помнишь меня? Я в интернет-клубе».

«Еще бы».

«Надо поговорить. Такое дело. В общем, я знаю одного русского ученого».

«Никифоров?»

«Блин. Ты в курсе».

«Он пока не готов делиться информацией».

«Слухом земля полнится. Я вот думаю, может на него надо наехать?»

«Не надо».

«Почему, что ему будет, даже если пристрелить пару раз?»

«Ни в коем случае! Был у нас один психолог. Советовал всем все бросить и „ловить день“. Мол, очень скоро нам станет все равно — нельзя все время быть в напряжении и все время помнить. Потом он покончил с собой. А на следующий день — не вспомнил совершенно ничего — его сознания не было здесь, когда рухнула луна».

«Дерьмо…»

«На следующий раз, конечно, он вспомнил „вчерашнее“ и снова завел свою волынку. Но он потерял весь новый опыт. И все же, в одном он прав — в том, что нельзя все время помнить, чего не стоит делать. Ученый сдастся рано или поздно. Поймет, что незачем хранить секреты. Это уже ничего не даст».

«Да. Верняк. Будешь на связи?»

«Всегда».

«Будь здоров, мужик. Еще погутарим».

Ученый сдался. От него-то мы и услышали и о «ветре времени» и о сомнительных проектах. Пусть с вечными откатами назад, но закрутилась настоящая работа. Потом подключился еще один астрофизик. Кое-кто из разведки. Из прочих черт-те каких структур. Вскоре уже все мы разбирались в таких вещах, какие прежде не могли нам и присниться. И однажды мы провернули совершенно сумасшедший эксперимент. Секретный полет на Луну, куда еще никто не летал меньше чем за сутки — мы были первыми. В поисках следов какой-то установки, которая могла там находиться. Вот в ней разбирались все еще немногие. И мы нашли эту дрянь и взорвали ее. Вот только когда на Земле, в моем городе, пробило 11.35… Луна не тронулась со своей орбиты. Мы все еще были на ней, когда к нам одним рывком кинулась Земля. Каким-то непостижимым эффектом движения с ее фронтальной части сорвало кору, будто куски ореховой скорлупы, и последнее что мы увидели — было гладкое черное ядро — скелет планеты, и этот удар показался страшнее чем все, что мы переживали до этого.

Я очнулся в кабинете. Но не за столом, а на кожаном диване. Какого дьявола… Ох. Разорванная на части Земля. Но это на самом деле двигалась она. Может быть, на самом деле всегда двигалась именно она?.. Нет. Невозможно. Но теперь надо искать причину здесь. Или и там и там одновременно… По крайней мере, я все еще все помнил. А ведь раз мы не были на Земле в нужный момент, этого могло и не случиться. Наша память могла стереться окончательно. Но я не совсем в нужном месте. Я с тревогой посмотрел на часы. Десять тридцать… Так, на два часа с половиной позже чем обычно. Но… Я присмотрелся внимательней и волосы на моей голове зашевелились. Не просто 10.30. Календарь на часах показывал число — 23-е. Падение Луны будет не через сутки. А через час! Вот и сдвиг…

Я вырвался за дверь и пронесся мимо вечно говорящей по телефону Джейн, проводившей меня изумленным взглядом. Никаких объяснений. Я ничего не успею. Я не собирался выходить в сеть и искать там хоть кого-то. За час — это уже не имеет значения. Хотя, если увижу кого-то случайно… Знакомая фигура на углу.

— Эй, Нарик!.. — люди вокруг шарахнулись. И знакомая фигура тоже. Нарик посмотрел на меня выпученным мутным взором, что-то сунул в карман и воровато кинулся в переулок. Он меня явно не узнал. Не все мы вернули себе память, хотя бы и за час до удара… Я не стал за ним гнаться. Перешел улицу и вошел в кафе.

— Привет, Элен…

— Мы знакомы?..

— Неважно. Кофе. Поллитра. Покрепче, пожалуйста.

Я сел за столик и уставился в него невидящим взглядом.

— Джек? — у меня чуть отлегло от сердца.

— Тина? — Я перевел взгляд вверх и увидел ее испуганное лицо. Но она тихо вздохнула с облегчением.

— Я вспомнила только десять минут назад…

— Я тоже.

— Что теперь будет?

— Я не знаю.

Она села напротив, не дожидаясь приглашения.

— Мы сделали все, что могли, правда?

Я покачал головой.

— Нет.

— Не все?

— Нет. Мы будем продолжать.

— Но как? Нам остались минуты.

— Но сегодня нас нет на Луне. Мы ничего там не сделаем, и все произойдет как обычно.

— Но многие из нас ничего не вспомнят.

— Ты уже знаешь? Я только что встретил одного из нас. Он ничего не помнит.

— Я бросила запрос в сети, — она слегка кивнула на дверь в служебное помещение. — Там мертвая тишина. До нас точно никто не очнулся. И раньше все приходили в себя немного в разное время. А ведь большинство было на Земле… Просто все произошло в последний раз совсем иначе. Большой сброс. Может быть, еще один, и мы сами все забудем. Может быть, все это уже было не раз, только мы не помним?..

— Это уже неважно… — сказал я не без труда.

— Мы будем продолжать.

— Да. Пока можем. Что еще нам остается делать?

— Мы — планеты, — мягко сказала Тина. — Движемся по своим орбитам. Всегда, вечно. Пока нас не сбивают.

— Может быть.

— Я помню, как ты говорил мне, что вечно просыпаешься перед работающим компьютером. И неважно, что ты делаешь. Ты упорен как фокстерьер — ты сам так сказал. Тебя ведь ничто не заставляет. Кроме тебя самого.

— Но понял я это только после конца света, — усмехнулся я.

Элен осуждающе смотрела на нас со стороны кассы. Но ничего не говорила. Тина уже о чем-то предупредила ее и продолжала спокойно сидеть за столиком.

— И мы не перестаем любить их, правда? Что бы мы ни делали.

— Правда… Но мы не всегда можем сойти с орбиты. А когда сходим — не всегда выходит что-то хорошее. Но есть закономерности, которые стоит нарушить.

— Стоит. Рано или поздно, мы это сделаем.

Одиннадцать тридцать три. Наклонившись над столиком, Тина протянула руку, я взял ее в свою, наши пальцы сплелись, тихонько соприкоснулись лбы. Нас окутывал вечный запах кофе, корицы и гвоздики. Холод. Померкший свет. Зазвенели битые стекла, раздались крики, но мы даже не пошевелились.

Чего мы не видели в этой луне?

В две тысячи сто тридцать третий раз…

22.4.2010

В Городе Сумерек нет кладбищ. Да и на что они, если здесь не бывает тлена? Хотя мертвецы тут есть, как и всюду. Но после смерти, через недолгий срок, мы все превращаемся в камни, большие или маленькие, такие, что можно запросто вделать в перстень, драгоценные или нет. И это всего лишь камни, они ничего не значат. Весь наш каменный мир таков. Из камня сделаны стены и башни, каменьями усыпаны щегольские наряды, камни блистают огнем в тяжелых коронах. Это те камни, происхождение которых, по большей части, забыто. Те, о ком еще помнят, могут какое-то время покоиться в склепах. В небольших шкатулках вроде ювелирных. Но это уже излишества. Это всего лишь камни. Так в Городе Сумерек было всегда. Никто и никогда не задумывался об этом. Кроме принцев — отпрысков трех древних легендарных родов, правящих Городом, то враждующих, то живущих в шатком мире, правящих здесь благодаря своему властолюбию, гордости, жестокости и… безумию или, быть может, проклятию, которое и делает нас тем, что мы есть. Потому что лишь мы знаем о том, что все может быть иначе, что есть миры, где все по-другому. Считается, что мы помним миры, в которых пребывали до нашего рождения. Мы не помним ни кем мы были, ни что с нами было, но знаем, что миры бывают разными, и полными тлена, и полными красок. И это приносит боль, жгучую, никогда не дающую покоя. Потому, хотя бы, что этот мир лишен красок. Есть свет и тьма, причем последней больше, есть белое и черное, и некая гамма серого. Но белый цвет никогда не распадается на радугу. Здесь никогда не восходят ни солнца, ни луны. Лишь звезды. И самая крупная и яркая Алмазная звезда вечно сияет в зените прямо над Городом, неподвижно вися в центре черных бархатных небес. Другие звезды, поменьше, медленно кружатся вокруг нее в бесконечном хороводе, искрясь и мерцая. Алмазная звезда тоже мерцает, но очень медленно, то разгораясь ярче, то тускнея. Когда она тускнеет, наступает время, которое тут зовут ночью. Но и день тут не больно-то ярок.