Татьяна 100 Рожева - Один оттенок желтого

– А кто такой Петров?

– Петров это моя фамилия.

– А Чернов?

– Слишком много вопросов, – остужает Игорь мой любознательный пыл.

В огромном бело-золотом ресторане мы одни. Нас встречает официант с сияющей улыбкой Робинзона, тридцать лет не видевшего живых людей. Приятно так радовать работника общепита одним своим появлением.

– У них карантин? – недоумеваю я. – Чего нет-то никого?

– Здесь безумные цены, – полноценно улыбается Игорь. – Народу всегда мало.

Безразличие, с которым Игорь заказывает, говорит о том, что самое экзотическое блюдо в меню – это я! Я стараюсь соответствовать заявленному интересу. Рассказываю то, что знают все и то, что не знает никто. И просто по привычке рассказывать. Эмбрион улыбки дозревает до почти доношенности, и мне это приятно.

К десерту мы переходим на «ты». Он предлагает отвести меня домой, и встретиться еще раз. Я соглашаюсь.

По дороге я спрашиваю о гитаре и синтезаторе на фотографиях, и он с волнением вспоминает свою битломанскую юность. В его глазах дрожат золотистые прожилки, а в голосе слышится «Мишель».

В следующую встречу мы идем в «закрытое место». Квадратный амбал, похожий на советский желтыйавтомат с газировкой преграждает мне дорогу, но Игорь кидает в него монетку: «девушка со мной» и амбал выдает порцию газированной любезности.

Я знаю здесь почти всех! Они все из телевизора! Глазеть неприлично, но очень хочется.

– Здесь только известные и богатые люди, – предупреждает Игорь. – Расслабься. Они на самом деле самые обычные. Вот этот пьет как верблюд, – одними глазами показывает он на персонаж, живущего в телевизоре по утрам. – А вон тому жена изменяет в открытую, и все об этом знают, кроме него, – кивает он на известного сериального красавца. – А за мной мужичок, только не смотри! Скоро сядет. Последние дни отгуливает.

– За что?

– Сам виноват. Не тем занес, – ухмыляется Игорь.

Он вяло пересказывает еще пару сплетен, подтверждающих истину, что ни деньги, ни известность счастья не прибавляют. Разговор возвращается к теме отсутствия желаний.

– Я был везде, где хотел побывать, я пробовал все, что хотел попробовать, я женат на самой красивой девушке, которую когда-либо видел. Я живу так, как хочу! Я не понимаю, почему я не чувствую себя счастливым!

Мне хочется помочь ему, но я не знаю как.

– Ты же не первый с этими вопросами. Кроме материального есть духовное… – выдаю я еще одну бесплатную истину.

– Это не для меня! – отрезает Игорь. – Религия, опиум для народа, а не для меня! А из светского духовного – музыка, фильмы, книги, картины – у меня все это есть.

– Почему обязательно религия? Люди занимаются духовным ростом, благотворительностью, помогают больным, бедным…

– Да ну, это все не то. Просят, я даю. Какое это имеет отношение к моему личному счастью? Никакого!

– Расскажи еще об Америке! – прошу я, чтобы свернуть с тупиковой темы.

– Да чего о ней рассказывать? С деньгами везде нормально. Купил дом, купил машины, погонял по хайвеям, поиграл в Лас-Вегасе, поплавал в океане, побегал по пляжу, разбил машину, купил другую… Расскажи лучше ты мне что-нибудь забавное. Мне нравится твоя живость.

«Да я блин живее всех живых!» – чуть не ляпаю я, но лишь делаю лицо, подобающее первому комплименту и рассказываю забавное…

Мы прощаемся как коллеги по работе, отметившие сдачу отчета или установку в офисе бесплатного автомата с газировкой.

Я жду, что Игорь возьмет меня за руку, или за колено, или хотя бы печально посмотрит в глаза, но он не делает ни первого, ни второго, ни даже третьего. Он без эмоций желает мне спокойной ночи и приглашает провести с ним еще один вечер. Я соглашаюсь уже из интереса.

В следующую встречу он в джинсах и на внедорожнике. Тоже Мерседес. На запах сытой жизни смена одежды и транспортного средства никак не влияет. Рядом с ним жизнь кажется удавшейся. На заднем сиденье – букет темно-желтых роз, размером с давно не плакавшую плакучую иву, раскормленную поп-корном.

– Это тебе, кстати, – говорит Игорь.

– Спасибо. А почему желтые?

– Они не просто желтые. Они благородно, богато желтые. Мне нравится именно этот один оттенок желтого. Моя мать любила такие розы.

Мы едем в очередное «хорошее место».

– Что расскажешь интересного? – спрашивает он.

– Да не знаю. Сегодня просидела дома. Еще бы пенсию домой приносили.

– Ну, мать, ты даешь! – взрывается бодростью Игорь. – А вот я сегодня, правда, пыжился еще вчера, был в клубе! Почти два часа бегал, насиловал тренажеры, тягал железо. Потом минут десять плавал в бассейне, уже устал, и больше не хотелось, обычно больше, потом массаж минут на сорок, потом пять минут позагорал. Выходишь на улицу и опять как в молодости – чувствуешь себя молодым, двухметровым, голубоглазым блондином. Класс! А ты про какую-то пенсию, понимаешь…

В «хорошем месте» говорим об именах. Я цитирую книжку Хигера об именах и отчествах и их влиянии на характер. Игорь что-то об этом слышал, но я пересказываю забавней.

– А что там по поводу имени Игорь и отчества Витальевич?

– Про Витальевича не вспомню, а вот про Игоря помню фразу: «мужчины, носящее это имя, словно сотканы из противоречий: они упрямы, но в то же время легко приспосабливаются к обстоятельствам, быстро сходятся и быстро расстаются, расчетливы в делах, но любят пофантазировать…»

Игорь рассматривает меня своими карими, с золотистыми прожилками глазами, подперев подбородок руками, словно чтобы не промахнуться при стрельбе.

– Красивая-я! – выстреливает он к концу вечера холостыми нежными…

Из «хорошего места» мы снова идем к хорошей машине. Игорь вдруг останавливается.

– Потрогай мою задницу! – неожиданно предлагает он.

– Ни фига себе! Камень! – с удовольствием трогаю я.

– Ты дашь моей жопе пятьдесят лет? – игриво улыбается Игорь.

– Нет, конечно! Ни за что не дам!

Он смеется. Над моим двусмысленным ответом или над своей пятидесятилетней жопой – не понятно. Я впервые вижу его смеющимся. Прощаясь, мы, наконец, целуемся. Начинаю я, но он не против. В этом поцелуе мне кажутся годы гонки за мечтами, вековая невозможность расслабиться и быть просто собой, а не лучшим…

«В этом крике жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике» – раздувает голову очередной классик.

Я уже жду смелую мужскую руку где-нибудь в хорошем месте, но Игорь отстраняется, словно вспомнив, что позволил себе лишнее.

Звонит телефон.

– Петренко! – вместо «але» произносит он и слушает трубку. – Все понял. Завтра с этим разберусь. – Спокойной ночи! Я позвоню! – так же сухо говорит он мне.

«Я тоже позвоню!» – думаю я, пока лифт тащит мое нетронутое тело «глупого пИнгвина» через этажи.