Владимир Гиляровский - Театральная публика

– Ах, какой вы, Тихон Сидорович! Вечно собьет…

– Вы чем это изволите заниматься?

– Оставьте! Двадцать два, двадцать три… – ткнула пальцем Соня чуть не в самую плешивую голову сидевшего впереди их купца.

– Эфти вы насмешки лучше оставьте-с, постарше себя не тычьте, заведите свою плешь, да и тешьтесь. А насчет чужой рассуждение не разводите-с!

– Позвольте-с, – авторитетно заявляет писарь, поправляя капуль, – это-с, собственно, не касательно вашей плеши, а одна профанация насчет приятного препровождения времени.

– А тебя не спрашивают, не к тебе речь. Погоди, и твой капуль-то вылезет. Вот у меня Филька – приказчик есть. Тоже капулем чесался. Придет к паликмахтеру, да и говорит: остриги меня, чтобы при хозяине по-русски, а без хозяина а-ля капуль выходило…

– Семьдесят два, семьдесят три, семьдесят четыре, семьдесят пять…

– А вы знаете, Софья Терентьевна, песенку про плешивых-с? – Семьдесят девять… восемьдесят…

– Мы плешивых песенок не знаем. Впрочем, спойте.

– Извольте-с.

– Не ожидала от вас таких глупостев, Тихон Сидорович, не ожидала-с…

– Что с дурака взять? – замечает плешивый купец.

– Сам дурак.

– Ну ты сам дурак и выходишь!

– То есть какое вы имеете полное право ругаться?

– Еще бьют дураков-то, да и плакать не велят.

– Восемьдесят один, восемьдесят два… восемьдесят три…

– Сиволапый мужик…

– Барин с Хитрова! Жулье!

– Кто? Я жулье?

– Известно, ты.

– Кто, я? Жулье?

– Жулье…

– Жулье? Господин околоточный, господин околоточный… Пожалте-с!

Околоточный грозит от входа пальцем. Поднимается занавес. В театре крики:

– Тише! Тише!

Слышится тихий шепот:

– Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один…