О. Генри - Пятое колесо

В парадные двери вошли две тепло укутанные дамы, хозяин дома гостеприимно встретил их, провел по коридору и ввел в комнату поменьше, которую отделял от огромной комнаты-гостиной толстый двойной занавес. Здесь обстановка была еще изысканнее и прекраснее. На столике розового дерева с золотой инкрустацией были разложены белые листы бумаги и стоял какой-то треугольный инструмент на колесиках, похожий на игрушку, но по виду – из чистого золота.

Та из дам, что была выше ростом, откинула с лица черную вуаль и распахнула манто. Она оказалась пятидесятилетней женщиной с морщинистым, печальным лицом. Вторая, помоложе и покруглее, присела на стул поодаль и чуть позади, как полагается прислуге или компаньонке.

– Вы послали за мной, профессор Черубуско, – устало проговорила старшая. – Надеюсь, на этот раз вы сможете сообщить мне нечто более определенное, чем обычно. Я уже почти потеряла веру в ваше искусство. Я бы и сегодня не откликнулась на ваш зов, но уступила настояниям сестры.

– Мадам, – с великокняжеской усмешкой сказал профессор, – истинное искусство не обманывает. Порой, чтобы найти верную потенциальную сверхчувственную ветвь, нужно затратить много времени. Карты, магический кристалл, звезды, формула Сарацина и оракул из По оказались бессильны, это правда. Однако теперь обнаружена, наконец, верная сверхчувственная дорога. Халдейский Хироскоп увенчал наши поиски успехом!

Голос профессора зазвенел; чувствовалось, что он сам верит в то, что говорит. Пожилая дама посмотрела на него с пробудившимся интересом.

– Но ведь его слова, когда я наложила на него ладони, были бессмыслицей, – возразила она. – Так о чем вы говорите?

– Вот его слова, – произнес профессор Черубуско, поднимаясь во весь свой великолепный рост. – «Он явится в колеснице на пятом колесе».

– Я не много в своей жизни видела колесниц, – заметила пожилая дама, – но знаю, что колесницы о пяти колесах не видела ни разу.

– Прогресс, – объяснил профессор. – Все дело в прогрессе науки и техники. Хотя, если быть совсем точным, речь идет не столько о пятом колесе, сколько о запасной шине. Одновременно шел прогресс и в оккультных науках. Мадам, я повторяю: Халдейский Хироскоп принес нам успех. Я могу не только дать ответ на поставленный вами вопрос, но также и предъявить вам самое вещественное доказательство.

Пожилая дама утратила равнодушие неверия и покой неподвижности.

– О, профессор! – воскликнула она, всплеснув руками. – Когда?… Где?… Он нашелся? Не терзайте меня неведением.

– Прошу извинить меня на несколько коротких мгновений, – ответил профессор Черубуско. – Думаю, что смогу наглядно доказать вам все могущество истинного Искусства.

Томас мирно дожевывал хлеб с дичью, когда перед ним внезапно возник ученый чародей.

– Готовы ли вы возвратиться под прежний кров, если вам гарантируют доброжелательный прием и былую благосклонность? – спросил он с любезной, царственной улыбкой.

– А что, я похож на чокнутого? – ответил Томас. – С меня довольно этой безлошадной жизни. Но только возьмут ли они меня назад, вот в чем вопрос. Старуха всегда стоит на своем крепче новой спицы в ступице.

– Мой дорогой юноша, – проговорил хозяин дома, – она разыскивает вас по всему свету.

– Отлично! – воскликнул Томас. – Считайте, что место за мной. Ихняя упряжка пузатых дромадеров, которых они зовут лошадьми, здорово портит руку первоклассному кучеру вроде меня; но все равно я берусь за эту работу, док. У них совсем не так уж и плохо служить.

Тут слащавую улыбку на лице Багдадского калифа как рукой сняло. Он посмотрел на отставного кучера с пронзительным подозрением. И сухо сказал: – Позвольте мне узнать ваше имя и фамилию.

– То есть вы меня разыскиваете, а как звать не знаете? – удивился Томас. – Вот это сыщик! Не иначе как вы из центрального бюро расследований. Да я же Томас Мак-Квейд, целый год отработал шофером при ван-смитовской паре слонов, а месяц назад меня рассчитали за то, что… Ну, вы сами видели, как я разделался с вашей совой. Я в два счета пропил все, что у меня было, и когда отвалилась шина с вашего сверхскоростного драндулета, я как раз стоял с бродягами у памятника Уорту и ждал, чтобы мне подали милостыню на ночлежку. Ну как, почем нынче ценятся вразумительные ответы?

Но, к величайшему своему удивлению, Томас почувствовал, что его хватают за шиворот и, ни слова не говоря, тащат к парадной двери, каковая распахивается перед ним, и он с разгону слетает вниз по ступеням, приведенный в движение беспощадно-недвусмысленным пинком калифской туфли.

Едва обретя ясность рассудка и устойчивость тела, отставной кучер со всех ног пустился обратно к Бродвею.

– Ненормальный, – определил он на бегу таинственного автомобилиста. – Такие, видно, у него забавы. А все-таки мог бы раскошелиться на доллар-другой. Мне вон теперь надо торопиться назад в очередь бездомных любителей дарового ночлега, не то их всех успеют распроповедовать по кроваткам.

Когда Томас завершил свою двухмильную пробежку оказалось, что из всей армии бесприютных налицо лишь взвод в восемь – десять человек. Он занял положенную новоприбывшему позицию на левом фланге задней шеренги. Впереди него стоял тот самый молодой человек, который рассказал ему о больнице и обмолвился о жене и ребенке.

– Как жаль, что я снова вижу вас в этой очереди, – обернувшись к Томасу, сказал молодой человек. – Я думал, вам подвернулось что-то получше.

– Мне-то? – отозвался Томас. – Да я просто пробежался вокруг квартала, чтобы согреться. А публика, я вижу, не очень-то сегодня спешит со своими лептами на богоугодное дело.

– В такую погоду, – вздохнул молодой человек, – благотворительность не только, по пословице, начинается дома, но там же и кончается.

В это время проповедник и его флегматичный ассистент затянули последний псалом, взывая к Провидению и к прохожим. Те из искателей ночлега, у которых температура в горле еще не упала ниже точки замерзания, стали уныло и фальшиво им подтягивать.

И вдруг на половине второго куплета Томас увидел энергичную молодую особу в развевающейся одежде, смело шагавшую навстречу ветру и поперек мостовой с противоположного тротуара прямо к нему.

– Энни! – завопил он и бросился ей навстречу.

– Ах, глупый ты, глупый! – плача и смеясь, говорила Энни, повиснув у него на шее. – Зачем ты это сделал?

– Это все она, горькая, – кратко объяснил Томас. – Но впоследствии – ни-ни. Ни капли. – Он привел ее на тротуар. – А как ты меня заметила?

– Я приехала за тобой, – ответила Энни, крепко держась за его рукав. – Ах ты, глупый, глупый! Профессор Черубуско сказал нам, где тебя найти.

– Профессор Черубу?… Не знаю такого. Он в какой пивной работает?