Эми Кармайкл - Мимоза

Только вот последуют ли ее домашние по этой проторенной для них дороге? Царевич, её старший сын, уже однажды намазал себе лоб священным пеплом бога Шивы.

Неподалёку от деревни, где жила Мимоза, расположен город, который повсюду славится как настоящая цитадель индуизма. Всем этим городом, от самого центра до окраин, безраздельно владеет великий храм, и то, что творится за его стенами, невозможно описать ни в одной книге. «Содом? Да, это Содом?» — сказал один человек, хорошо знавший, что там происходит. В этом городе сейчас и проживал муж Мимозы. Он поселился в доме у своего негодного брата и взял с собой старшего сына. Никакие уговоры Мимозы не смогли ему помешать. Он заупрямился всем своим слабохарактерным существом, и ничто не могло изменить его твёрдое решение.

Среди его друзей был богатый купец, желавший взять себе в помощники маленького мальчика и обучить его премудростям торговли на базаре. Этим мальчиком должен был стать Царевич. Но сначала он должен был уверовать, как все достопочтенные индусы. Он должен был покрыть свой лоб знамением Шивы. И тогда отец повёл его в храм.

В этом городе храм возвышается над людьми и домами, как огромный великаний дворец. В нём не счесть высоких коридоров с рядами колонн, испещрённых изваяниями и упирающимися в резные каменные своды, и тайных внутренних покоев, куда ведут двери, выглядящие так, как будто никакая земная сила не сможет заставить их повернуться на тяжёлых петлях. Даже при дневном свете храм подавляет, лишает силы и воли. Ночью же там просто невыразимо жутко. Именно ночью отец привёл сына в храм и через массивные двери, доступные лишь людям определенной касты, провёл его в дальний конец пугающей темноты, где вокруг святого святых мерцали сотни тусклых огоньков.

Тут он велел сыну втереть себе в лоб пепел Шивы, тот самый вибути, от которого на смертном одре отказался его дед. Это будет знамением того, что отныне он поклоняется Шиве.

Царевич вспомнил о матери, покачал головой и попытался оттолкнуть от себя пепел. Но как одинокому маленькому мальчику противостоять этим пугающим силам, этому зловещему давлению? Слова отца «больно хлестнули его по сердцу»; остальное сделала густая, мерцающая темнота. Он покорился, и на его лбу впервые появилась серо-белая отметина, которую теперь ему заново втирали в кожу каждый день. Шива победил.

Мимоза узнала об этом и отправилась в кладовку, своё маленькое прибежище. «Отче, как мне вынести подобное? Неужели всё закончится плохо? Ведь сейчас всё идёт именно к этому! Отец, я не понимаю! Я просила Тебя совсем об ином. Неужели Ты не ответишь на мои молитвы?» Она рыдала так безутешно, как не рыдала даже по Майилу, ибо то, что могло случиться с Царевичем, было хуже и горше смерти. Это было настоящим мучением. Даже сейчас, много лет спустя, когда лоб её сына отмыт дочиста, она не может говорить об этом без содрогания, и душа её дрожит и трепещет от одного воспоминания о тогдашнем кошмаре.

И вдруг — Мимоза даже не знает, как рассказать о том, что произошло, — вдруг на неё снова снизошёл покой, непонятным образом наполнив её сердце. «Я не стану тревожить Тебя новыми прошениями», — сказала она вслух (она всегда говорила с Отцом вслух, кроме тех моментов, когда скорбь или радость невозможно было выразить словами). «Я оставлю в Твоих руках всё, о чём просила Тебя. Разве мой мальчик не принадлежит Тебе? Разве до сих пор Ты не вёл меня самыми чудными и удивительными путями? Разве Ты не направлял меня даже в самых незначительных мелочах? Разве слово Твоё не было истинным и верным? Так зачем же мне горевать и плакать? Ведь я думаю, Отец, что и я сама, и мой муж, и все мои дети в Твоих руках, и Ты Сам заботишься о нас. Разве не так? Тогда мне нечего страшиться». Может быть, эту молитву и не стоит описывать высокими словами «торжество веры», но разве это было не торжество?

После этого Мимоза радовалась всем хорошим новостям о своём дорогом мальчике. Из всех помощников купца он оказался единственным, на которого можно было полностью положиться и в слове, и в деле. «Я же просила Отца: «Да будет так, Отче! Помоги моим детям быть безукоризненно честными». И Отец даровал моему Царевичу честное сердце. Тот купец продавал много разных товаров: кокосовые орехи, ароматные масла, пряности и сладкие плоды. Но он мог спокойно оставить лавку на моего мальчика, зная, что, когда он вернётся, всё будет на месте. И вырученные деньги он тоже без опаски оставлял под присмотром Царевича. Когда моему мальчику настало время уезжать, тот купец даже прослезился и сказал: «Никогда мне уже не найти такого верного помощника!»

Эта была чаша, полная светлой радости. Единственной каплей яда в ней была серая отметина Шивы, красовавшаяся на лбу у Царевича, когда тот дважды в год возвращался домой на пять дней, чтобы повидаться с матерью. Она тщательно смывала пепел водой — хотя бы это можно было сделать! — но не могла помешать своему мужу снова намазать вибути на лоб сыну. Ибо всё, что стояло за этим знамением Шивы, было для неё горем и мерзостью, и с самого рождения она старалась хранить своего мальчика неосквернённым и чистым от всякого идолопоклонства. Ведь он был её перворождённым сыном.

И тут на нее свалился новый сокрушительный удар, от которого она не могла уберечь ни себя, ни родных. Её пятый ребёнок родился мальчиком.

Соседи явились посмотреть на новорождённого. Они кружились вокруг, как пчёлы, сочувствуя ей или осуждая её в зависимости от расположения духа. Они качали головами, всплёскивали руками и предрекали всевозможные беды.

Бедная Мимоза не превосходила мудростью своих товарок. Разве она не видела, как вслед за рождением пятого ребёнка (мальчика!) на семью её старшей сестры навалились страшные тяготы? Разве она не помнит, что после рождения Звёздочки (которая была пятым ребёнком в семье её родителей, а значит, принесла с собой удачу) судьба улыбнулась их дому? Да чего далеко ходить? Ведь в её собственной семье после рождения четвёртого малыша-мальчика произошли настоящие чудеса! Разве они с мужем не нашли драгоценную подвеску и не получили большую прибыль с хлопкового поля?

И вот теперь с унылым видом она слушала пугающие пророчества соседок, не в силах стряхнуть с себя чувство, что это она во всём виновата. Её преследовали смутные страхи, и она ничем не могла ни оправдать, ни объяснить свою вину.

«Пусть он умрёт. Не корми его! Это будет лучше всего. Или отдай его кому-нибудь, избавься от опасности. Отошли его прочь», — советовали ей. В Индии всегда найдутся люди, которые не откажутся от такого подарка и будут воспитывать малыша для своих целей.