Юдора Элис Уэлти - Золотой дождь (рассказы)

— Поедем кричать с моста, — предложил кто-то в передней машине.

Проехали сколько-то миль по узкой гравийной дороге среди туманных полей и очутились на мосту неведомо над чем, неведомо где.

— Давайте танцевать, — сказал один из молодых людей. Он схватил Кэрол за талию и стал танцевать с ней танго на дощатом настиле.

— Ты по мне скучал? — спросила Рут. Она не отпускала его и сейчас стояла рядом с ним на дороге.

— Ого-го-го! — кричали с моста.

— Хотела бы я знать, что там отзывается, — сказала одна девушка. — Там нигде ничего нет. А кое-кто из моих родственников даже не слышит этого.

— Да, странно, — произнес Харрис с сигаретой в зубах.

— Говорят, там старый пароход когда-то потерялся.

— Может быть.

Они поездили еще немного, подождали, не кончится ли дождь.

В доме Рут, при свете, Харрис заметил, что его дама Кэрол странно взглянула на него. Он в это время подал ей поднос со стаканами.

— Так это вокруг вас столько восхищений и вращений? — спросила она, еще не протянув руки к подносу.

— Да, — ответил он. — Я приехал издалека. — С легким реверансом он дал ей стакан, где было покрепче.

— Скорей сюда! — позвала Рут.

В буфетной, пока он ставил на поднос новые стаканы, Рут стояла рядом, а потом пошла за ним на кухню. Ей в самом деле любопытно, что со мной было? — подумал он. Сейчас они стояли близко друг к другу, и губы у нее приоткрылись, а глаза смотрели в пустоту; ревность, казалось, отпустила в ней тормоза. Мокрый ветер с заднего крыльца шевелил ее волосы.

Будто поддавшись какой-то иллюзии, он поставил поднос и рассказал ей о двух пассажирах.

У нее блеснули глаза.

— Какая… глупая история! — Он потянулся за подносом, но Рут яростно схватила его сама.

Телефон опять звонил. Рут пристально глядела на Харриса.

Как будто он заранее сговорился с бродягами.

У выхода из кухни их встречали все.

— Ага! — крикнул один из мужчин, Джексон. — Девочки, он хотел вас разыграть. Рут, сейчас кто-то позвонил и сказал, что у Тома в машине убили человека.

— Он умер? — застыв, спросил Харрис.

— А я все знаю! — крикнула Рут с пылающими щеками. — Он мне все рассказал. Фактически испортили машину! Правда?

— Вечно он попадает в какие-нибудь дикие истории.

— Это потому, что он ангел. — Голос его дамы, Кэрол, прозвучал глухо, потому что она говорила в стакан.

— Кто звонил? — спросил Харрис.

— Старуха миссис Даггет, ей миллион лет — она всегда звонит. Она сама там была.

Харрис позвонил врачу домой и разбудил жену врача. Гитарист был в прежнем состоянии.

— Какое происшествие! Расскажите нам все, — попросил толстый молодой человек. Харрис знал, что он живет в восьмидесяти километрах выше по реке и приехал сюда, полагая, что будут играть в бридж.

— Подрались, и всё.

— Нет, он не расскажет, всегда молчит. Я вам расскажу, — вмешалась Рут. — Возьмите же стаканы, ради бога.

Так происшествие превратилось в рассказ. Харрису он очень надоел.

— Просто изумительно: всегда он с кем-нибудь свяжется, а потом происходит история, — сказала Рут, и глаза у нее были совершенно черные.

— Ах, я им восхищаюсь, — сказала Кэрол, вышла и стала на заднем крыльце.

— Может быть, ты останешься здесь на завтра? — сказала Рут, взяв Харриса под руку. — Ведь тебя могут задержать?

— Если он умрет.

Он попрощался с гостями.

— Поедем в Гринвилл, выпьем кока-колы, — предложила Рут.

— Нет, — ответил он. — Покойной ночи.

— До скорого, — сказала девушка в белом платье. — Так выразился этот человечек?

— Да, — сказал Харрис, выйдя под дождь; он отказался заночевать и отказался от предложения довезти его до гостиницы.

В прихожей с оленьими рогами, под лампой у настольного телефона спал мистер Джин. Веснушки у спящего выглядели еще темнее. Харрис разбудил хозяина.

— Ложитесь в постель, — сказал он. — Зачем вы тут? Что-то случилось?

— Только хотел сказать вам, что этот поросенок — в комнате двести второй. Под замком, заперт и пристегнут к кровати наручниками, но все равно — хотел вам сказать.

— A-а. Спасибо большое.

— Как честный человек, счел долгом, — сказал мистер Джин. Он был пьян. — Предупредить, с кем ночуете под одной крышей.

— Благодарю, — сказал Харрис. — Утро скоро. Смотрите.

— Бедный Майк не может уснуть, — сказал мистер Джин. — Когда дышит, там у него что-то царапает. А тот еще не скис?

— Пока без сознания. Ничего нового, — ответил Харрис. Он взял протянутую ему связку ключей.

— Подержите у себя.

Тут Харрис увидел, что рука у хозяина дрожит, и придержал ее.

— Убийца! — прошептал мистер Джин. Все его веснушки проступили ярче. — Пришел сюда… и даже сказать нечего.

— Пока еще не убийца, — возразил Харрис уже с улыбкой.

Пройдя мимо комнаты 202 и не услышав ни звука, он вспомнил, что сказал Хнык, когда стоял в наручниках перед больницей и никто его не слушал. "Надоел он мне, чуть что — сразу хвастаться и шум поднимать".

Харрис вошел к себе в комнату и, не раздевшись, не погасив света, лег на кровать. Уснуть он не мог от усталости. Лампочка слепила глаза. Он смотрел на голые штукатуренные стены и такую же белую поверхность зеркала над пустым комодом. В конце концов он встал и включил потолочный вентилятор, чтобы в комнате было хоть какое-то движение и звук. Вентилятор был неисправный и при каждом обороте щелкал, раз за разом. Харрис лежал под ним не шевелясь, одетый, и помимо воли дышал в ритме щелчков.

Вдруг он зажмурил глаза. С закрытыми глазами, в красной темноте, он ощутил, что терпение изменило ему окончательно. Это было как приступ похоти. Он вспомнил, как подавальщица опустила чаевые в карман-сердечко, вспомнил Рут — как она стояла у двери, спрятав руки за спиной, и как в нем шевельнулось беспокойное чувство собственника, ничего не означавшее.

Он знал, что ни на чем этом не задержится. И было почти облегчением, когда мысли его приняли жалостливый оттенок, обратившись к двум бродягам, их распре, которая вдруг вылилась в жестокость — стоило ему только отвернуться. Чем все кончится? В этом тревожном ожидании ему не так больно было чувствовать беспомощность своей жизни.

Вечер был непростителен в каждой подробности. Но слишком похож на другие вечера, и городок слишком похож на другие, чтобы ему с этой кровати, где он лежал одетым, к чему-то еще двигаться — даже к утешению или отчаянию. Даже дождь… и дождь бывал часто, и вечеринки бывали часто, и кровопролитие бывало, не им учиненное… тоже драки, нежданные исповеди, внезапные ласки — и все не его, не ему на память, а достояние людей, чьи города он проезжал, происходящее из их оседлого прошлого, из их скитаний — не скитаний, из их времени. У него же не было времени. Он был свободен; беспомощен. Ему захотелось узнать, что с гитаристом, по-прежнему ли он без сознания, чувствует ли боль.