Любовь Рябикина - Сенокос

— Представляешь, а наверху прохладно. Федька рассказывал…

Стожарова расправила полотенце на траве и принялась выкладывать из сумки еду. Протянула сыну промасленную газету с завернутым салом и нож:

— Порежь…

Он с готовностью развернул газету и принялся нарезать сало толстыми ломтиками. Мать чистила яйца и картошку руками. Не удержавшись, Сергей ухватил просоленную мягкую кожицу и сунул в рот, тут же получив от матери по руке пучком лука:

— Ах ты торопыга!

Забрала из рук сына нож и принялась нарезать каравай толстыми ломтями, что–то шепча про себя. Затем достала из–под куста крынку с молоком. Поставила кружки и принялась наливать молоко. На глиняном горлышке изнутри остался толстый слой сметаны.

Сергей жадно следил за ее натруженными руками и вдруг замер. Молоко лилось через край кружки, а руки матери заметно дрожали. Он удивленно вскинул голову на мать. Она смотрела куда–то в сторону, за его спину. Сергей обернулся…

Всего в нескольких метрах от них, у раскидистой черемухи стоял Федор. В полевой форме, зато со значком училища. В расстегнутый ворот виднелась тельняшка. Голубой берет был лихо заломлен на голове. Он широко улыбался, глядя на мать и младшего брата. Затем рассмеялся, видя их изумление:

— Ну, здорово, что ли! Мама, братуха! Уж извините, что раньше не появился…

У Марии Яковлевны крынка выпала из рук, настолько стремительно она вскочила. Босые ноги пронеслись по колючей щетке скошенной травы. Сергей тоже вскочил и застыл на мгновение. Молоко из упавшей на бок крынки вытекало на полотенце. А Мария Яковлевна уже обхватила крепкую шею старшего сына, прижавшись к его широкой груди. Запоздало крикнула:

— Феденька!!! Феденька…

Сергей кинулся к брату и обхватил его с другой стороны, радостно глядя на Федора. Он сгреб их обоих в охапку и притиснул к себе с радостным смехом.

Крик Марии Стожаровой слышали все деревенские. Над лугом, где всего мгновение назад звучали голоса, наступила тишина, а затем издали донесся радостный девичий голос:

— Федо–о–ор!!!

Через все поле к семейству Стожаровых бежала Настя Миронова. Подол светлого платья высоко взлетал вверх, обнажая стройные ноги почти до бедер. Она и внимания не обращала на колючую стерню. Неслась так, что потеряла по дороге платок. Он, скользнув по плечам и спине, плавно приземлился на подсохшее сено и застыл белым пятном. Длинная коса теперь летела за ее спиной, извиваясь змеей.

Мария Яковлевна отстранилась, с улыбкой глядя на девушку. Сергей тоже отошел, ревниво и недовольно глядя на девчонку. Стожарова посмотрела на старшего сына:

— Уж она–то тебя как ждала! И сегодня спрашивала… — Быстро спросила, пытливо глядя в лицо Федора: — Надеюсь не передумал?

Он покачал головой и рассмеялся:

— Да ты что, мам! Где я еще такую девчонку найду?

Тут же шагнул навстречу Насте. А она не обращая ни на кого внимания, кинулась Федору на шею. Он подхватил ее на руки и закружил вокруг себя:

— Настя! Вот я и вернулся…

Федор пообедал вместе с ними, скинув берет, берцы и раздевшись до пояса. Закатал пятнистые брюки до колен. Загорелое тело с бугрившимися мышцами слегка золотилось под солнцем и от этого на душе Марии Яковлевны становилось все светлее. Радостная улыбка не сходила с ее лица.

Настя осталась с семейством Стожаровых, лишь сходила к родителям и принесла оставшиеся от обеда полкувшина молока. Сергею теперь было не до сна. Он жадно расспрашивал брата о выпускном вечере. Похвастался:

— Я тоже туда заявление подал. Уже вызов на экзамен пришел…

Федор хлопнул его по плечу:

— Значит, по моим стопам решил? Молодец! Одобряю!

Мать слушала разговоры сыновей и радостно улыбалась, переводя взгляд с лица на лицо. Настя сидела рядом со старшим сыном, не сводя с него лучившихся радостью глаз и улыбалась. Мария Яковлевна спросила, улучив момент:

— Надолго к нам, Федя?

Он взглянул на нее, затем на Настю. Прижал девушку за плечи к себе:

— Месяц отпуска. Жениться успею и к месту назначения с молодой женой поеду! Под Москвой служить буду. Настя мне в письме согласие дала…

Настя потупилась, прижимаясь к его широкому плечу. А Федор встал:

— Надо с будущими тестем и тещей поздороваться сходить, да сказать им о переменах в жизни дочери. Ты, как, Настя? Поедешь со мной?

Девушка кивнула, потупившись. Тут же вскинула радостные глаза:

— Поеду!

Обнявшись, Федор и Настя направились к отдыхавшим в тени березы Мироновым. Федор вернулся через полчаса один. Сергей за это время успел задремать, но тут же встрепенулся и сел. Брат пожал сильными плечами в ответ на взгляд матери:

— Вопрос улажен! Свадьбу сыграем сразу после сенокоса…

В четыре часа пополудни уже втроем принялись ворочать сено. Настя убежала к родителям. Третьих граблей не было, но Федор вышел из положения, принеся запасные грабли от Мироновых.

Уже заканчивали ворошить сено, когда Сергей нарочно поддел грабли брата и дернул на себя. Орудие труда упало, а Сергей со смехом отскочил в сторону:

— Чего это у тебя грабли падают, десантник?

Федор кинулся к нему. Младший бросился наутек, но споткнулся и грохнулся в сено. Тут же на него упал целый ворох сена, а смеющийся голос брата хохотнул:

— Нечего задираться, салага!

Сергей вскочил и в ответ швырнул в брата сеном. Они дурачились минут десять, гоняясь друг за другом и валяясь в подсохшем сене. Встали, оба похожие на леших. Мария Яковлевна смотрела из–под руки на сыновей и смеялась вместе с ними, прекратив работу и опираясь на грабли. Затем отошла в тень и уже оттуда наблюдала за сыновьями. Братья, набесившись всласть, обнялись и отправились вместе к озеру, чтобы искупаться. Над землей светило солнце и небо было ярко–синим, без единого облачка…

А где–то там, на Кавказе, назревала новая война. Уже громоздились тучи над горизонтом, уже лязгала оружием маленькая Чечня. И никто не знал в этой мирной русской деревушке, сколь трагичны будут ее последствия и сколько горя она принесет матерям, особенно матерям военных…