Прот. Савва Михалевич - От сокровищ моих

По профессии я программист. Работаю в центре столицы, куда добираюсь на автобусе и на метро. В нашей частной фирме порядки строгие: при входе и выходе регистрируемся в журнале. Опоздал или ушёл пораньше – штраф. И вот однажды я проспал и опаздывал на работу. Стоял на остановке автобуса и нервничал. И тут к толпе пассажиров подходит какой-то мужичонка лет пятидесяти пяти, сухонький маленький, лысый, и начинает предлагать поездку на такси. Никто не соглашается, а я решил рискнуть. «Сколько возьмёшь?» «Двести». «Поехали». Цена за такое расстояние минимальная, меня устроила. Доехали благополучно и я не опоздал. На другой день снова стою на остановке и вижу вчерашнего таксиста. Он тоже меня заметил и стал делать знаки руками: дескать, садись, прокачу. Однако, мне сегодня спешить не надо и решил я деньги поберечь. Тут он подошёл и стал меня уговаривать, но я объяснил, что лишних средств не имею и частые разъезды на такси для меня роскошь. «Да я тебя за сотню отвезу». «Ну, за сотню поеду!» Пока стояли в пробке, познакомились. Оказывается, таксиста зовут Саша, и дела у него идут неважно. Я тоже немного рассказал о себе: где живу, чем занимаюсь. И тут он мне предложил: «Давай я тебя буду возить на работу каждый день за 400 рублей в неделю». Я подумал и согласился. Таким образом, я обзавёлся личным шофёром.

Полтора года Саша ежедневно, кроме выходных, подавал свою старенькую «Ладу» к моему дому и ни разу меня не подвёл. За это время мы подружились и получше узнали друг друга. Александр был из породы хронических неудачников. Есть такие люди, невезучие с детства. Бьются, как воробей в венике, а ничего у них не получается. Я сказал «с детства», правильней – «с рождения», потому, что фамилия у Саши была Какаев. Если пионерский отряд переправлялся через ручей по бревну, двадцать человек проходили благополучно, а под двадцать первым – Сашей Какаевым бревно ломалось, и он летел в воду. Он переболел всеми мыслимыми детскими болезнями и к семнадцати годам сломал руку, ногу и имел два сотрясения мозга. Для меня загадка, как он отслужил в армии и остался цел. После армии Александр перепробовал множество занятий, но без особого успеха. Трудился автомехаником, шофёром на нескольких предприятиях. Женился довольно поздно – в сорок пять. Жил с семьёй в квартире, оставшейся от родителей. Родился сын. Денег стало не хватать, и Саша надумал продать свою машину – почти новый «Форд». Нашёл покупателя, с которым договорился встретиться на улице в укромном месте. Тот явился с приятелем. Выбрав удобный момент эти жулики оглушили незадачливого хозяина авто и уехали на захваченной машине в неизвестном направлении. Милиция никого не нашла. С горя Саша запил и запил крепко. За это время жена нашла себе приятеля, и дело кончилось разводом. С работы его уволили. Нужно сказать, что о всех этих событиях я узнал постепенно, так как Александр не выдавал своих историй залпом, а раскрывался раз за разом. Я спросил его, обижен ли он на судьбу. «Вовсе нет. Я даже от квартиры отказался. Ведь у них живёт мой сын». «А ты что ж, снимаешь?» «Да нет. Живу в машине». Только тогда я понял, что Саша бомж – человек без крыши над головой. Впрочем, это его не обескураживало, и он даже ухитрялся выкраивать какие-то деньги на сына.

Самым поразительным и оптимистическим стал конец нашего знакомства, о чём с искренней радостью и спешу информировать читателей. Через полтора года после нашей встречи Саша вёз меня на работу и вдруг сказал: «А я ведь больше за тобой не приеду». «Это почему?» «Уезжаю». «Надолго?» «Насовсем». «Куда же?» «В Н-й монастырь». Оказалось, он как-то подвозил монаха из этой удалённой новооткрытой обители. Тот рассказал о своей обители, о монашеском житье-бытье, о благодатном уединении в тиши и мирных трудах братии. «Я загорелся…Взял адресок. Некоторое время переписывался с отцом Власием, а потом решил поступить в обитель послушником». Я от всей души пожелал Александру счастья.

Чем для меня была ленинградская блокада? Вы знаете мои обстоятельства: я жила одна, потому что Николай Александрович находился в ссылке в Калинине. Я ездила к нему раз в месяц, но с началом войны вырваться из Ленинграда становилось все труднее. Он работал корректором в одном издательстве, но когда пришли немцы, работы не стало, а я отсюда уже ничем не могла ему помочь – переводы не доходили… Лишь много времени спустя я узнала, что он умер от голода, одинокий, больной, всеми брошенный старик.

Я преподавала в школе. Да, был паек, вы знаете, какой. Об этом писали много. Были и голод, и стужа, и смерть кругом, нехватка воды… Все это обдает незабытым ужасом при всяком воспоминании. Много страшного было вокруг, но мне запомнились два эпизода. Один – зловещий, другой, наоборот, бодрящий, укрепивший во мне надежду на Бога, которая, я могу с чистой совестью засвидетельствовать, меня никогда не покидала.

Случай первый. Это было в начале блокады. Я ехала на трамвае (еще ходили трамваи). Вдруг остановка. Ждем отправления – вагон стоит. Вагоноважатая постучала пальцем в окно кабины, показывая на какую-то помеху на пути. Пассажиры, и я в том числе, вышли наружу и увидели жуткое зрелище: полчище крыс направлялось из города. Количество их не поддавалось исчислению и было огромно. Впереди шел вожак – седая, исполинская жирная и страшная крыса. Она выводила своих сородичей из осажденного города, где даже этим всеядным и мелким зверькам не выжить. Все с молчаливым страхом смотрели вслед исходящим грызунам и наверняка вспоминали пословицу о тонущем корабле, с которого эти твари первыми бегут, а мы вынуждены остаться.

Другой случай произошел сразу после мощного обстрела, заставшего меня на пути с работы домой. Тревогу я переждала в бомбоубежище и, когда по радио объявили отбой, заспешила к себе. Мое внимание привлек большой пятиэтажный дом, стоявший ранее за два квартала от меня. После сегодняшнего обстрела от него остались одни развалины. Только угол здания уцелел. На одном из этажей в этом самом углу угадывались остатки жилой комнаты: торчали обломки половых досок, куски штукатурки, висевшие на прутьях дранки и… нечто совершенно невероятное: небольшая икона Божией Матери в серебряном окладе с горящей перед ней лампадой! Все здание рассыпалось, а лампада даже не погасла! И я, и немногочисленные прохожие глядели на это чудо в немом изумлении и каком-то мистическом восторге: это был явный знак милости Божией к нам – осажденным, во всяком случае я восприняла его таким образом. Эта горящая лампада помогла мне выжить.

Во время реставрации церковной колокольни тяжёлый железный люк, плохо закреплённый рабочими, сорвался и ударил по голове священника Ростислава Потёмкина. Отца Ростислава отбросило грудью на перила лестницы, по которым он съехал два пролёта вниз, каким-то чудом не свалившись на железные ступени. «Конец!» – мелькнула мысль, но к своему удивлению, он был жив. В какой-то степени его спасло то, что в момент удара он находился в согнутом положении и шея несколько саммортизировала, помогли и длинные густые волосы, если б стоял прямо, череп наверняка бы не выдержал. На тревожный крик рабочих «Батюшка, ты жив?» он даже сумел ответить утвердительно, хотя и не сразу, ибо в первые секунды после падения утратил речь. Он не помнил, как спустился вниз. Голова гудела и подкатывала тошнота, из чего он заключил, что как минимум получил сотрясение мозга. Этот диагноз подтвердила и фельдшерица срочно вызванной «Скорой помощи». Пострадавшего отвезли в городскую больницу, где после срочного рентгена перевязали и положили в отделение травматологии. К тому моменту боль частично утихла, тошнота прошла и отец Ростислав чувствовал себя неплохо, но молодой врач – интеллигент в очках, категорически приказал ему лежать и не двигаться хотя бы в течение первых семи дней, дабы впоследствии избежать тяжёлых головных болей. Священник на своих ногах проследовал в «травматологию» и, идя вслед за медсестрой, вошёл в палату номер 6. «Как у Чехова» – подумалось ему. В палате уже находилось шестеро страдальцев с различными травмами. Отцу Ростиславу досталась кровать в углу у окна, чему он сильно обрадовался, так как отделение размещалось на втором этаже и в окно заглядывали начавшие зеленеть ветки деревьев. «Гляди-ка, батюшка!» расслышал он за своей спиной, когда, поздоровавшись, проследовал к свободной койке. Старик со сломанной ногой, лежащей на вытяжке, суетливыми движениями стал освобождать стоявшую между их кроватями тумбочку. «Да вы не беспокойтесь» – остановил его новичок, – «обоим места хватит. У меня вещей не много». Однако, старикан перенёс на другую сторону свой стакан, миску и какие-то свёртки, отдав в распоряжение священника всю тумбочку целиком. Отец Ростислав, не спеша, разложил свои немногочисленные пожитки – те, что спешно собрала перед отправлением матушка, затем набрал по мобильнику номер супруги и сообщил ей последние новости. «Голова сильно болит?» «Нет. Утихла. Велели лежать и сейчас сделают капельницу».