Луиза Эрдрич - Пригоршня прозы: Современный американский рассказ

— Ты говоришь — да? — спросила Карлотта Мак-Кей. Она расхаживала туда-сюда в красных бразильских туфлях на шпильках. Внезапно остановилась и придвинула свое бледное нарумяненное, как у театральной актрисы, лицо слишком близко к лицу Дайаны. — Моргни один раз, если да.

Это древние коридоры, поняла Дайана, синие извивы, в которых обитает изящество. Здесь мы вращаемся, как планеты, рождаемся и умираем в одиночестве, отделенные от всего своими собственными световыми годами. Здесь совершаем прыжок в чистую синеву, открываем для себя веру, горизонты и изваяния. Именно здесь мы зажигаем свечу и задуваем пламя.

Дайана Бэрингтон моргнула. Действие показалось ошеломляющим и странным, почти квинтэссенцией всех прежних подходов, мнений и решений. Оно было сложным и утонченным, как миграция китов или балет. И все было синим.

— Тебе было холодно вчера. Тебе и сейчас холодно? — настойчиво спрашивала Карлотта.

Карлотта вглядывалась в ее глаза. Дайана Бэрингтон заставила себя моргнуть. В бесцветной дали, в синеве разврата и изнеможения, Карлотта проявлялась необычайно ясно и выглядела до странности большой. Она могла бы быть недавно сдвинувшимся с места айсбергом. Она была почти такой же, как поле одеяла в ее руках. Она наклонилась и обернула одеялом плечи Дайаны.

— В Неваде тебе будет тепло, — сказала ей Карлотта. — Будет не меньше ста десяти градусов.

Сто десять, стремилась повторить Дайана. Сто десять — строгое утверждение, но утверждение чего? В конечном счете существуют лишь оттенки синего, разбивающиеся у твоих ног, похожие на десять тысяч пальцев протянутой в мольбе руки только что появившегося синего божества. В конечном счете существуют лишь остановленные сумерки и натиск нежных сверкающих синих превратностей, священных часов и способов, которыми люди чистят зубы.

— Ты не можешь просто сидеть в кухне на полу и дрожать, — решила Карлотта. — Не шесть же недель. Меркурий, штат Невада, вылечит тебя.

— Ладно. — Дайана сумела вытолкнуть символы из пустоты своего рта. — Хорошо. — Она обрела способность говорить, развила метод, установила порядок вещей, их параметры, изобрела звуки и язык.

Опустошенная, Дайана откинулась и прислонилась к прохладной кафельной стене своей кухни. Она бы заснула, если бы Карлотта не расхаживала рядом, яркие туфли на шпильках едва не задевали ее, сидящую на полу, закутанную в одеяло.

— Тебе придется добраться до правительственного здания. Тебе надо принять душ, вымыть голову, найти спальный мешок, упаковать продукты. Тебе понадобятся фонарь и фляжка. Придется совершить усилие. Придется сделать эти элементарные вещи, иначе я сочту, что ты слишком больна для этой затеи, — говорила Карлотта.

Карлотта разглядывала золотой циферблат своих наручных часов. Часы из Франции. Дайане удалось это вспомнить. Ремешок был сделан из кожи какого-то исчезающего вида птиц или ящериц. Возможно ли, чтобы циферблат часов ее лучшей подруги был каким-то образом связан со шкалой температуры? Имело ли это что-нибудь общее со ста десятью синими утверждениями? Были ли время и климат также одним целым?

— Тебе придется совершить усилие, — втолковывала ей Карлотта, расхаживая на своих неправдоподобно красных и острых каблуках. — Я все для тебя устрою. Быстро собирай вещи, иначе я позвоню в «скорую».

Позвони им, подумала Дайана Бэрингтон. Я слишком больна для этого.

— Поднимайся, иначе я звоню, — сказала Карлотта Мак-Кей.

Дайана встала. Карлотта Мак-Кей что-то делала. Она записывала элементы требуемой процедуры. Каждому пункту был присвоен свой синий номер. Ей полагалось принять душ, накрасить губы, сложить разные предметы в холщовую дорожную сумку и вести машину по бульвару Сансет к Вествуду. Ей следовало поставить машину позади правительственного здания. Карлотта найдет ее и поможет. Карлотта будет сидеть рядом и читать вслух стихи. Дайане следует совершить это усилие, иначе Карлотта позвонит в «скорую помощь».

— Ты сделаешь это? — спросила Карлотта, и голос ее был нежен. Карлотта всматривалась в синюю решетку ее глаз, ища намека на связь. — Ты сделаешь это для меня?

Круг синевы, думала Дайана, вот так вода и перебрасывает время через жидкие вечности. Вот так море останавливается, как зачарованное. Таков Кауэй, где в Тихом океане медленно смешиваются цвет электрик и синева дистиллированной прозрачности. К этому возвращаешься, как к опиуму. Время не движется. Все прощено.

— Мне надоело тебя терпеть, — сообщила Карлотта Мак-Кей.

Есть только извивы синего соблазна, думала Дайана. Штормы, собирающиеся в мире морских черепах. Непрерывность синих приближений составляет уловку. Вот так мы наугад даем определения святилищам. Вот так обнажается воздух, когда надеваешь ритуальный убор из перьев. Так плывут облака с отравленными краями, подобные зеркалам или языкам пламени, плывут непрерывно. После горячечных построений ты можешь хоть что-то произнести.

Лицо Карлотты было скоплением неторопливых синих соразмерностей. Прошло много времени, прежде чем Дайана сумела моргнуть. Они мчались сквозь темную синеву, сквозь рельеф ночи. Луна за окном была абсолютно полной, удивленно белой. Дайана Бэрингтон начала дрожать. Они пересекали пустыню, как Моисей и Будда. Они были просителями без свечей. И ей уже никогда не будет тепло.

— Ты помнишь, куда мы едем? Или зачем? — спросила ее Карлотта.

Синяя вспышка Рембо. Приграничные края, тихие и опустошенные. Сезон разочарований. Пришел карнавал, разбил свою изорванную палатку, женщина идет по веревке над опилками. Воздух был необычайно синим, как будто молитвы поднялись из пустынных гаваней, где ослепли идолы. Благочестивые голоса смешивались с парализованным синим воздухом, испытывая его сияющими пригоршнями маленьких языков пламени.

— Ты помнишь демонстрацию? — Карлотта искала взглядом ее лицо. Она казалась раздраженной.

Дайана покачала головой — нет. Перед тем как они сели в автобус, появился какой-то человек. Он что-то делал, но его присутствие не имело значения. Если бы он читал стихи, или пел псалом, или жонглировал фруктами, или составлял список звезд и планет, святых или лекарственных растений, она бы запомнила его. Но человек был меньше, чем запятая в океане, текучее вычитание в бесконечном синем тексте.

— Это мирная демонстрация, — говорила Карлотта. Приблизила свое лицо к лицу Дайаны. — Гражданское неповиновение. Мы едем в Меркурий, штат Невада. Едем, чтобы закрыть ядерный объект. Нас могут арестовать. Мы намерены сделать заявление. Ты можешь это вспомнить?

Дайана покачала головой — нет.

— Знаешь, похоже, ты живешь в своей собственной ядерной зиме, дрожишь и горишь одновременно, — задумчиво произнесла Карлотта. — Лицо у тебя мертвенно-бледное. Зрачки расширены. У тебя галлюцинации? Все по-прежнему синее?