Луиза Эрдрич - Пригоршня прозы: Современный американский рассказ

— Тряхни-ка его опять, сынок, — сказал я.

Свет зажегся, но тусклый. Мигающий.

— При бескамерных у тебя не будет проколов, — изрек Уоллес таким голосом, каким он говорит, обращаясь сразу к нескольким людям; на этот раз — ко мне и к Уоллесу-младшему. — А даже когда они бывают, достаточно попрыскать этой штукой, именуемой «Флэт-фикс», и езжай дальше. Три доллара девяносто пять центов за упаковку.

— Дядя Бобби сам могет чинить шины, — заявил Уоллес-младший, из чувства лояльности, надо полагать.

— Может, — сказал я из-под машины.

Если оставить это дело на Уоллеса, мальчик будет разговаривать как те, кого мамаша называет «мужланами из предгорий». Но ездить будет на бескамерных шинах.

— Встряхни-ка его еще, — сказал я, потому что свет опять почти потух.

Я открутил гайки, складывая их в колесный колпак, и снял колесо. Шина лопнула по всему боку. Да, ее уже не починишь. Не то чтобы меня это заботило. Дома за сараем лежит штабель этих шин, высотой с человека.

Свет опять погас, а затем разгорелся лучше, чем прежде, и светил, пока я насаживал запаску. Гораздо лучше разгорелся. Просто-таки море тусклого, мерцающего оранжевого цвета. Тут я повернулся, чтобы взять гайки, и открыл рот, потому что фонарь, который держал мальчишка, вовсе и не горел. Светили нам два медведя, они стояли с факелами у края деревьев. Большие, фунтов по триста, и футов по пять в высоту. Уоллес-младший и его отец уже увидели их и стояли совсем тихо. Медведей лучше не тревожить.

Я выудил гайки из колпака и навинтил на место. Обычно-то я их малость смазываю, но тут махнул на это рукой. Сунулся под машину, опустил и вытащил домкрат. Вздохнул с облегчением, увидев, что запаска достаточно тугая и можно сразу ехать. Положил домкрат, ключ и спустившее колесо в багажник. Сунул туда же колпак, вместо того чтобы ставить его на место. За это время медведи не шевельнулись. Они просто стояли и высоко держали свои факелы, то ли из любопытства, то ли из добропомощности, кто тут разберет? Похоже, за ними, среди деревьев, были и другие медведи.

Мы разом открыли три дверцы, убрались в машину и рванули прочь. Первым заговорил Уоллес.

— Похоже, медведи узнали огонь, — сказал он.

Когда мы отвезли мамашу в Дом, а было это почти четыре года (сорок семь месяцев) назад, она сказала Уоллесу и мне, что готова к смерти. «Не тревожьтесь обо мне, мальчики, — прошептала она, притянув нас к себе, чтобы сестра не могла расслышать. — Я проехала миллион миль и готова перебраться на другой берег. Я не протяну долго». Тридцать девять лет она водила школьный автобус по окрестным деревням. После, когда Уоллес ушел, мамаша рассказала мне свой сон. Орава докторов сидела вокруг нее и спорила о ее болезни. Один сказал: «Ребята, мы сделали для нее все, что могли, давайте ее отпустим». И они подняли руки и заулыбались. Однако той осенью она не умерла и вроде была обескуражена, но с приходом весны забыла об этом, как часто бывает со стариками.

Я вожу Уоллеса с пареньком к мамаше по воскресеньям; вдобавок по вторникам и четвергам езжу один. Обычно застаю ее сидящей перед телевизором — даже если она туда и не смотрит. Сестры всегда держат телевизор включенным. Они говорят, старикам нравится, когда крутят кино. Это их успокаивает.

— Я тут слышала, медведи узнали огонь, это вранье? — спросила мамаша во вторник.

— Это правда, — ответил я, расчесывая ее длинные белые волосы черепаховым гребнем, который Уоллес прикупил для нее во Флориде.

В понедельник про медведей напечатали в Луисвилльском «Курьер джорнэл», а во вторник передали в ночных новостях, то ли по Эн-би-си, то ли по Си-би-эс. Люди видели медведей по всему штату, и в Вирджинии тоже. Медведи перестали впадать в спячку и явно задумали провести зиму на разделительных полосах федеральных дорог. В горах Вирджинии всегда водились медведи — но только не здесь, не в Западном Кентукки, здесь их не было почти сотню лет. Последнего убили, когда мамаша была еще девочкой. «Курьер джорнэл» предполагал, что медведи пришли вдоль Шестьдесят Пятой из канадских и мичиганских лесов, но один старик из графства Аллен (его показывали по национальному телевидению) сказал, что в холмах всегда жили несколько медведей и что теперь, когда у них есть огонь, пошли вместе с остальными.

— Они больше не впадают в спячку, — сказал я. — Разжигают огонь и поддерживают его всю зиму.

— С ума сойти, — сказала мама. — Интересно, до чего они еще додумаются.

Пришла сестра и забрала у нее табак — это значило, что пора спать.

В октябре Уоллес-младший всегда живет у меня, потому что его родители уезжают в лагерь. Понимаю, как странно это звучит, но так оно и есть. Мой брат — священник (реформированный Дом Праведного Пути), но две трети своего дохода он извлекает из торговли недвижимостью. Они с Элизабет ездят в лагерь, который называется «Убежище Христианского Успеха»; это в Южной Каролине, люди со всех концов страны учатся там продавать друг другу всякие вещи. Я знаю про все это не потому, что они вдруг надумали мне рассказать, а потому, что видел как-то ночью по телевизору рекламу «Плана Успеха в Реализации Ценностей».

Уоллеса-младшего высадили из школьного автобуса у моего дома в среду, в день, что они уехали. Мальчику не приходится набивать свою сумку, когда он перебирается ко мне. У него есть собственная комната. Я — старший в семье, а потому и застрял в старом семейном гнезде у Смитс-Гроув. Дом понемножку разваливается, но мы с Уоллесом-младшим на это не смотрим. В Боулинг-Грин у него тоже есть своя комната, но так как Уоллес и Элизабет каждые три месяца переезжают в другой дом (согласно Плану), то он держит свое ружье, и комиксы, и всякую всячину, ценную для парня его возраста, в старом доме. Когда-то я делил эту самую комнату с его отцом.

Уоллесу-младшему двенадцать. Вернувшись с работы, я нашел его сидящим на заднем крыльце, с которого видно шоссе. Я занимаюсь страховкой урожаев.

Переодевшись, я показал ему, как вбить кромку шины на место — двумя способами: молотком или весом машины. Чинить шины вручную — все равно, что варить пиво из сорго. Умирающее искусство. Но парень схватил это на лету. Я сказал:

— Завтра покажу, как надевать шину молотком и монтажкой.

— А я хочу поглядеть на медведей, — проговорил он.

Мальчишка смотрел через поле на Шестьдесят Пятую; она обрезала угол нашего поля. По ночам из дома слышно, что иногда шоссе шумит, как водопад.

— Днем костров не разглядеть, — ответил я, — ты погоди до ночи.

Вечером Си-би-эс или Эн-би-си (я все пугаю, кто есть кто) говорило о медведях отдельно; этой историей интересовались по всей стране. Их видели в Кентукки, Западной Вирджинии, Миссури, Иллинойсе (на юге) и, конечно, в Вирджинии. Медведи всегда водились в Вирджинии. Какие-то типы даже рассуждали об охоте на медведей. Один ученый сказал, что они направляются в штаты, где снег есть, но его не слишком много и где на разделительных полосах достаточно древесины для костров. Он туда пробрался с видеокамерой, но на его кадрах были только размытые фигуры, сидящие вокруг костра. Другой ученый сказал, что медведей привлекают ягоды нового кустарника, который растет только на разделительных полосах федеральных дорог. Он утверждал, что эти ягоды — первый новый вид в истории последних лет, что они вывелись из-за смешения семян вдоль дорог. Парень съел перед телекамерой одну ягоду, перекосился и назвал ее «новоягодой». Эколог-климатолог сказал, что теплые зимы (прошлой зимой в Нешвилле снег не выпадал, а в Луисвилле был только один снегопад) изменили цикл медвежьей спячки и теперь медведи могут все помнить от года к году. «Медведи могли овладеть огнем сто-летая назад, — сказал он, — и забыть об этом». Другая теория гласила, что они открыли (или вспомнили) огонь во время пожара в Йеллоустонском парке несколько лет назад.