Эйвин Болстад - Без маски

А Кнюссен излил всё зло на башмачнике Хансене и Пере-стороже. Он отнял у этих бедняков дома за долги и выбросил их на улицу. Так что в этой истории они пострадали больше всех.

Это — история из жизни Бергена середины прошлого века, и произошла она сразу же вслед за знаменитым пожаром, уничтожившим дотла почти всю центральную часть города. На улице Страннгатен стоял большой господский дом с прилегавшими к нему лавками, складами, хлевами, конюшнями и летними постройками, которые тянулись до самого залива. Владельцем всего этого, так же как и самой лучшей кондитерской в городе, был купец Вейдеман.

Случилось так, что фру Вейдеман внезапно разродилась тройней. Дело было осенью. Местные острословы говорили, что на этот раз Вейдеман замесил слишком много теста.

Между тем Вейдеман поместил в газете «Адрессеависен» объявление о том, что ищет здоровую и крепкую кормилицу для трех голодных ртов. Вскоре ему посчастливилось нанять одну из тех ядреных молодых женщин, которые приезжают с берегов отдаленных фьордов в Берген и вскармливают чужих детей, чтобы покрыть долги своей небольшой усадьбы и внести арендную плату. Зато когда-нибудь потомки их спокойно будут владеть своими наследственными аллодами [36] Аллод — земельная собственность, родовая усадьба. .

Нетрудно представить себе, что пришлось выстрадать этим самоотверженным душам!

Следует заметить, что Сара была человеком сильным, и держалась она с большим достоинством. Трое прожорливых чужих детей, напоминавших ей изголодавшихся волчат, очень быстро завладели всеми ее помыслами. Позднее она передала им все прекрасные сказки и песни родного края, всю свою любовь к красотам горной природы Йольстера [37] Йольстер — старинный центр народной культуры в западной части Норвегии. . Дети богача бесплатно получили все эти бесценные сокровища вместе с молоком.

Большинство кормилиц в городе с годами превращались просто в нянек. И тогда их называли, в зависимости от их внешнего облика: Анне Большая, Анне Маленькая, Старушка Карен… Об этом рассказывают старинные рукописи.

Все эти женщины носили особую, раз и навсегда установленную форму: черную юбку, черную же, облегающую кофту и короткий черный атласный передник. В знак того, что они — замужние женщины, на головах у них были высокие, в виде кулька, черные камлотовые чепцы с кружевными оборками. На спину ниспадал широкий бант из черного же шелка.

Кормилица, служившая у Вейдемана, которую, как известно, звали Сарой, была, по сравнению с другими кормилицами, выдающейся личностью. Во-первых: ее не слишком пышная грудь была источником такого количества молока, которого вполне хватало для трех ненасытных ребят. Во-вторых: она любила пиво и полагала, что в нем — причина ее молочного изобилия. Так считалось испокон веков у них дома, в Йольстере. В-третьих: она была похожа на настоящую даму, и красива, точно какая-нибудь фрейлина французского двора, изображенная на миниатюре. В-четвертых: она была очень полнокровна и влюблена в своего мужа.

Приближалось рождество. В это время вся прислуга оказывалась в доме крайне необходимой, и особенно кормилица, пользовавшаяся, в силу своего положения в семье, всеобщим уважением.

И вот случилось так, что самая молодая из всех кормилиц Бергена взбунтовалась под самые рождественские праздники. В течение нескольких дней Сара взбудоражила весь город до такой степени, что перепутались все представления о правах прислуги и господ.

Дело было так: какая-то баржа с дровами, побывавшая во фьордах, прибыла из Мере в Берген. С этой баржей Саре был доставлен горячий привет от мужа и разные неприятные вести о постигших хозяйство стихийных бедствиях. Плохо уродился хлеб, сгорело сено. Они лишились многих овец и свиней, которых продавали обычно в городе по четыре кроны за голову. Кроме того, нашелся еще во фьордах какой-то купец. Он с помощью ловкого поверенного, продувного крючкотвора, пытался прогнать мужа Сары из дома и усадьбы. А тому ничего лучшего не пришло в голову, как послать жене весточку о случившейся беде. Видно, Сара была главой семейства.

Всё это рассказала она Вейдеману. И не просто рассказала. Она попросила его о помощи.

Собственно говоря, этого ей делать не следовало. Она получала хорошее жалованье, и ее очень уважали. Что еще могла требовать простая служанка? Вейдеман легко мог бы ей помочь, ему даже хотелось помочь кормилице. Но тогда о его поступке пронюхали бы другие купцы, а благодеяния, оказываемые прислуге, шли вразрез с принципами богачей. И кто его знает, к чему бы всё это привело. Ведь Вейдеман был знаком с крючкотвором поверенным и не желал с ним ссориться. Поэтому он наотрез отказался помочь Саре и предложил на выбор: либо она спокойно остается на рождество в Бергене и занимается своим делом, как другие кормилицы, либо на барже из Мёре отправляется подобру-поздорову домой. Вдобавок он сделал ей отеческое внушение о ее долге и ответственности по отношению к господам. Свои советы он обильно подкрепил цитатами из премудрости, преподносимой обычно детям. И потом: как быть с малышами, если она поедет домой спасать имущество?

— Детей я возьму с собой, — решительно заявила Сара. — Здесь на рождество они будут заброшены. И потом, как я поняла, у меня на рождество будет столько других хлопот, что вряд ли найдется время пестовать бедных малюток. Детям будет лучше в Йольстере, чем здесь, на улице Страннгатен. Там они будут в безопасности от холеры, которая, может, затаилась на любом корабле и не разбирает ни богатых, ни бедных.

Тут Вейдеман и его жена оба разом встали. Они заговорили, перебивая друг друга. Ей дается неделя на размышление… и… вот бог, а вот порог! Театральным жестом они указали ей на дверь. Но на Сару это не произвело ни малейшего впечатления.

Она спокойно сказала:

— Когда я ходила к колодцу Биспебрённен, чтобы принести воды для поливки гороха, я встретила старшего лекаря Даниельсена. Он считает, что разумнее всего забрать детей с собой, если только я буду держать их всё время в каюте, пока мы не прибудем на место.

— А, так ты хочешь, чтобы весь город совал нос в наши домашние дела? — зарычал Вейдеман, захватив такую большую понюшку табаку, что остатки просыпались на его сапоги. Он был страстным любителем нюхательного табаку.

— Не весь город, а только умные люди. — Сара выпрямилась.

— Неделю на размышление! — заявил Вейдеман, хлопнув крышкой табакерки. — Неделю! Поняла? А теперь — вон! Вон! Ступай с глаз долой! Иди к себе наверх! Чтобы глаза мои не видели тебя до самого обеда!