Эйвин Болстад - Без маски

Юхум покрутился возле них. Девушки красивее и нарядней Ане он в жизни не встречал. Нынче вечером — или она, или никто! Вдруг ему в голову пришла счастливая мысль. Он подошел к палатке, где продавались пирожные, и сказал Петрине-пирожнице:

— Послушай-ка, Петрине, хочешь оказать мне услугу потехи ради? А?

Немного погодя к толстухе подошла Петрине и сказала, что у той из-под платья торчит нижняя юбка. После чего фру, сразу же утратив свой горделивый вид, побежала в кусты, чтобы привести себя в порядок.

Тут рядом с девушкой откуда ни возьмись, словно из-под земли, вырос Юхум. Он отвесил ей самый изысканный поклон, а когда выпрямился, Ане увидела стройного и статного юношу с развевающимися волосами. Юхум отлично умел кланяться. Немало времени он потратил, чтобы выучиться этому.

— Я не знаю, можно ли мне, — сказала она, закусив губу.

— Зато я знаю, — ответил Юхум с улыбкой фавна, беря ее за руку и выводя прямо на танцевальную площадку. — Меня зовут Юхум Хиириксен, — добавил он, обхватив рукою ее стан. От одного этого прикосновения его сразу бросило в жар. — А как тебя зовут?

— Меня зовут всего-навсего Ане Клойсен, — робко ответила девушка, опустив из скромности свои огромные голубые глаза.

Не успела Ане опомниться, как уже была в кругу танцующих. А тут она позабыла и о матери и о позднем времени, потому что танцы были для нее совершенно непривычным праздником. Ей ведь никогда не разрешали водиться с простонародьем. До «благородных» же она не дотянулась, и поэтому, при всей своей цветущей красоте и молодости, девушка продолжала оставаться комнатным растением. Теперь она забыла все наставления матери и так кружилась в танце, что шелестевшие юбки веером разлетались вокруг нее. А Юхум ухитрялся танцевать так, что стоило толстой матроне в поисках дочери проплыть с одной стороны площадки, как он и Ане, надежно укрытые плотной массой танцующих, танцевали уже совсем в другой стороне. Под конец фру с развевающимися лентами шляпки скрылась где-то в поле, чтобы взглянуть, не отправилась ли Ане домой. А Юхум и Ане увидели ее лишь в тот момент, когда она вынырнула у проезжей дороги. Но тут снова заиграла музыка.

Несколько минут спустя Ане меланхолически сказала:

— Ну, теперь уже слишком поздно просить прощения. Скоро все костры погаснут. Господи помилуй, что я скажу дома?

— Хорошо бы мне зайти к вам и с самым невинным видом наврать с три короба, — сказал Юхум, когда они шли полем. — Но ты, пожалуй, не осмелишься привести меня в дом?

— Матери-то бояться нечего, — задумчиво ответила Ане, весьма решительно, хотя и не очень строго, отстраняя его от себя локотком. — Она так влюблена во всех благородных! А отец одинаково груб со всеми, будь они благородные или простые… И потом, нечего обнимать меня за талию. Я вовсе не нуждаюсь, чтобы ты меня поддерживал. Я достаточно твердо держусь на ногах. Убирайся! Я этого терпеть не могу.

— А вот и врешь, Ане! — пылко воскликнул Юхум. — Я так влюбился в тебя, что у меня вовсе нет надобности врать. Я мог бы сложить песню о своей любви. Расскажи-ка мне, как у тебя устроено в спаленке? Поди, обои у тебя белые, с позолотой и мелкими цветочками?

— Ты уже, верно, не раз говорил это другим девушкам, — сухо сказала Ане, спрыгнув с пригорка и нечаянно толкнув Юхума. Тот чуть не клюнул носом землю.

— Я скажу, что встретила Янну и была с ней, а потом мы всё время искали матушку. Ну, прощай!

— Да, здорово ты умеешь врать, куда лучше меня, — сказал Юхум. — Не очень-то можно тебе верить. Тебе, поди, и в любви нельзя верить. Ну-ка, скажи?

Он еще сильнее обхватил ее за талию.

— Ты говоришь так честно и благородно, — колеблясь ответила Ане, всем своим видом показывая, что не боится его губ, угрожающе приблизившихся к ее алому ротику, и его крепких объятий, — а я слыхала, что на молодчиков, вроде тебя, нельзя полагаться. Такие только и шляются на холм Санктхансхойген, чтобы вовлечь в беду девушек.

— Теперь уж ты на меня наговариваешь, — сказал Юхум.

— Я ведь не говорила, что это ты такой, — кротко сказала Ане, сильным движением отстраняясь от его губ. — Теперь ты себя выдал! Берегись! Пошли лучше! Осторожнее, не то еще ткнешься носом… так, ты всё-таки упал, споткнулся о камень. Эх, жалко твою лиловую куртку. Утри хорошенько нос! Да нет, теперь ты еще больше размазал грязь. Дай, я помогу тебе!

Она вытащила носовой платок и хорошенько утерла ему лицо. Это заняло не много времени.

Войдя в лесок, Юхум, снова обняв ее за талию, сказал:

— Ане, ты была права в том, что говорила на холме. Я и вправду искал шикарную девушку. Но потом я увидел тебя, и теперь уж я никогда в жизни на других женщин и не посмотрю! Хочешь — верь, хочешь — не верь, а я всё-таки скажу тебе… хочешь — слушай, хочешь — не слушай… Милее тебя нет девушки во всем городе Бергене, не говоря уж о каком-то там Бордо или Лиссабоне, потому что я побывал всюду, когда продавал вяленую рыбу и ворвань для моего старика. Клянусь тебе возле этого межевого камня, что ты станешь моей женой, даже если мой или твой отец воспротивятся этому! И я скреплю свою клятву священным поцелуем.

Ане с удовольствием принимала его горячие поцелуи, но вдруг высвободилась из его объятий и отвесила ему звонкую оплеуху, а потом стала таскать его за волосы.

— Как ты смеешь, бездельник! — завизжала она. — Я тебя научу обращению с порядочными девушками! Я тебе надаю пощечин, подлый красавчик!

С этими словами она бросилась ему на шею и заревела.

— Я не могу держаться как полагается порядочной девушке, — молвила она. — А виною все эти мысли о женихах, которые одолевают меня по ночам в мансарде. Они-то и кружат мне голову, как какой-нибудь дурочке. Плохо нам приходится, и не мне одной, а всем нам, девушкам! А теперь уходи от греха подальше!

И вдруг она принялась хохотать. Юхум, который не знал, что и делать, поневоле стал смеяться вместе с нею. «Чего она то плачет, то смеется, этакая дурочка?» Он перестал смеяться и сказал:

— Теперь мы всё равно что помолвлены. Я пойду домой и сложу песню об этом, хорошую песню. Дай, погляжу тебе в глаза.

Она позволила ему… Но, когда они приблизились к ее дому, Ане совершенно трезво спросила:

— Как ты думаешь, продлится наша любовь до завтрашнего вечера? Сдается мне, что я тебя больше никогда не увижу, потому что между нами ничего не может быть. Ведь все знают, какой чванливый у тебя отец, не говоря уж о твоей матери. Я не хочу влюбляться в тебя по уши. Нечего тебе стоять тут и ухмыляться!

— Завтра я появлюсь снова, и тогда войду в дом, чтобы поговорить с твоим отцом, — решительно заявил Юхум.

— Посмотрим, — печально сказала Ане. — Ну, а потом что? Что дальше? Не хочу больше ни видеть, ни слышать тебя! И не держи меня так крепко. Мне нечем дышать!