Ирина Цыпина - Лабиринт (сборник)

Она уже давно жила в другом городе, другой стране, и дверь в детство была навсегда плотно закрыта. Она не искала в прошлом того, что не состоялось, того, чего не было…. За столько лет Светлана привыкла к своему одиночеству и даже находила в нём особый вкус и особую негу. Но когда во сне она услышала знакомые звуки «Besame mucho», на неё нахлынул мощный поток воспоминаний, эмоций, чувств… Она проснулась от слёз: горячих, обжигающих, настоящих. А музыка не прекращалась…. Она звала и будила… «Целуй меня крепче»… В ней было столько смысла, и столько любви.

И вдруг… В этом утреннем, непонятном, новогоднем мираже она услышала Его голос – мягкий, тёплый и нежный… В проёме двери, ведущей в кухню, Он стоял такой же высокий и красивый… Лёгкая седина придавала ему особый шарм и изысканность. В выдержанном вине есть свой аристократизм. А в воздухе витал дразнящий аромат поджаренных тостов и снега.

– Какой кофе Вам приготовить, моя Принцесса? Латте? Макиато? Эспрессо? Я вернулся. Навсегда.

Процесс приготовления кофе сродни колдовскому обряду, – не отвлекаюсь, не сержусь, в дымящемся, обязательно пенном напитке растворяюсь и тону, и только тогда, когда кофе готов, подаю, как Праздник. На мое любимое перламутровое блюдо я поставлю фарфоровый кофейничек, белый до прозрачности, белые, как игрушечные, чашки на маленьких блюдечках и хрустальные стаканы с ледяной родниковой водой. Шоколад лучше горький… И лимон желательно зеленый… Ну а теперь, по капле наслаждаемся божественным напитком, и на кофейной гуще на тонком прозрачном фарфоре вдруг проступит россыпь тех дней, легких, как кофейный аромат…

И сразу захочется говорить стихами:

А потом? На мириады осколков… И не собрать, не склеить, не возвратить.

Свинцовой стеной осенний дождь висел над городом. Остановка метро была совсем рядом – возле Детского Мира, за поворотом, – и Лине ничего не оставалось, как броситься в холодное, мокрое пространство дождя. В сумерках, в тусклом свете неоновых фонарей, лица прохожих были неразличимо одинаковы. Серые капли дождя догоняли ее на бегу, объединяя с этой усталой толпой и бесконечным, пронизывающим дождем. И только осознание, что уже через час она будет пить крепкий обжигающий кофе, и в лицах рассказывать мужу и сынишке обо всех приколах своих студентов за этот длинный понедельник, – согревало ее. Они все вместе будут хохотать, как дети, им будет так легко, так хорошо, как всегда. На кухне будет витать домашний дух поджаренных тостов, будут звенеть, перебивая друг друга, вечерние телефонные звонки, на телеэкране появятся очередные сыщики и респектабельные убийцы из недосмотренных сериалов, непрочтенные газетные новости, нерешенные кроссворды, мерцающий Интернет… – её мир: такой простой, безмятежный, понятный.

Stop!!! Кто-то резко схватил ее за руку, от неожиданности Лина остановилась. Электрический разряд молнией пронзил мгновенно, не давая опомниться, сбивая на ходу мысли и опрокидывая память…

– Мадам, это вы? Привет!

– Сергей?!!! Не может быть!

– Может, все может быть, Линка! Я так и знал, что встретимся, чувствовал… – рокотал знакомый с хрипотцой бас.

Как странно видеть его, так давно ушедшего из ее жизни. А ведь, действительно, прошло лет 15. Он называл ее Жасмин, наверное, за дурман этих любимых ею цветов, когда весь город тонул в белой пене чарующего весеннего наваждения, и они были так счастливы, как это бывает только в ранней-ранней юности.

– А ты совсем не изменилась… – спорил он с неопровержимой логикой времени или просто красиво лгал.

«Зачем?.. Или вечером, под дождем, не видна предательская паутинка вокруг ее глаз? И как удачно, что именно вчера, она сделала модную стрижку и обветренные пряди продуманно небрежных светлых волос создают обманный шарм легкомысленной уверенности, которую мы все так легко теряем, не признаваясь в этом даже себе. Ты этого не узнаешь…», – у Лины пронеслась в голове целая вереница вопросов, но вслух произнесла самое банальное, незначащее:

– Ты тоже, все такой же… Серый! Ну, рассказывай, в каком звании? Военной карьере развод не помешал? Знакомый серебристый смех.

«Дразнящий тон, ненужные вопросы… А ведь сама отлично знает, что из-за нее все бросил к черту! Уехал на Север, куда глаза глядят… Будущее, карьеру швырнул к ее ногам, таким ослепительно стройным тогда, в этих сумасшедших мини… Сколько лет он не был в этом городе, в этой уже незнакомой жизни! И как подарок из прошлого, эта встреча… Жасмин…», – он молчал, не находя нужных слов.

Лина заметила все: и легкую седину на висках, и безупречный костюм, и дорогой парфюм и усталость в серых, почти стального цвета глазах. Она уже слышала от общих знакомых, что Сергей работает реставратором в музее, коллекционирует раритеты живописи. Бывший ее военный мальчик, а сегодня «хранитель древностей»… Как странно.

Он рисовал за нее задания по спецкурсу живописи, а сегодня она эту живопись преподает. А он, так и не став военным летчиком, живет в мире холстов и красок, в мире композиций и оживающих образов. Все перепутала жизнь!

Тогда, из летного училища, он убегал в самоволку к ней. Какой это был кураж, какой драйв! В памяти кружится, кружится медленный зыбкий снег той их первой зимы. Снег падает на ресницы, губы, слова, стихи…

Их слова замерзают в снегопаде и растворяются навсегда в том снежном городе, расцвеченном сверканием вечерних огней, искрящегося снега и легкомысленной свободы, пьянящей и такой неуправляемой, дерзкой, даже жестокой от непонимания жизни, от незнания простых истин, от молодости, что до поры так бездумна и прекрасна. Прощай, Жасмин! Прости…

– Женат?

– Был дважды… Но ты же знаешь, что по жизни я– одинокий волк… А вот дочку зовут почти, как тебя – Лена, она на тебя очень похожа и тоже обожает жасмин. Ты иногда вспоминаешь?

«У нее все та же манера щурить глаза и загадочно гипнотизировать, считывая мысли, твое самое потаенное и непроизнесенное вслух. Те же детские пальцы, от волнения сдавливающие едва заметную синюю жилку у виска, и то же янтарное ожерелье…»

Это ожерелье из темного прибалтийского янтаря они покупали много лет назад вместе, на пустынном зимнем пляже в Сигулде. Медовый янтарь отражался в ее светло-карих глазах, излучал загадочное янтарное свечение, в котором она казалась такой божественно красивой и совершенной, какой не была никогда. А потом на всех картинах, которые он рисовал или реставрировал, глаза самых разных женщин, из разных веков и эпох, светились ее янтарным теплом… И это ужасно раздражало его. И он сопротивлялся и не мог понять, – почему этот разлитый янтарь разрушает его талант, его индивидуальность, делая заурядным шаблонным художником, подмастерьем, который непростительно долго рисует один и тот же портрет, повторяет тебя, Лина?..