Ирина Щеглова - Переделка в Переделкино

инженер, детский писатель

В детстве хотела стать космонавтом – бороздить Вселенную и рассказывать людям о своих открытиях. Смотрела на звезды и писала стихи! В юности мечтала о филфаке, но родители убеждали в необходимости иметь «нормальную» профессию. Поддалась и получила диплом инженера-механика. Так что на вопрос «чем занимаешься?» шучу: «я инженер-механик человеческих душ».

Я по-прежнему смотрю на звезды и записываю истории. И еще я уверена, наши мечты имеют обыкновение сбываться. Мир полон чудес и совсем не так прост и понятен, как написано в школьных учебниках.

В Переделкино я попала случайно.

Нет, пожалуй, надо не так, а вот как…

На форум молодых писателей в Дом творчества «Переделкино» я попала случайно.

Согласитесь, 38 лет – возраст, не совсем подходящий под определение «молодой».

Но мне повезло. В последний момент приглашенная «молодая, подающая надежды» писательница или поэтесса отказалась от участия, друзья спохватились, замолвили за меня словечко в СП и внесли в список.

Поселили меня в двухместном номере, огромном и холодном. Соседка – журналистка чуть ли не из Барнаула. Впрочем, мы почти не встречались.

Большую часть времени я проводила на вечерних посиделках с возлияниями и высокоинтеллектуальными беседами или на утренних семинарах, куда мы все, включая мэтров, приползали опухшие и невыспавшиеся. В дрожащих руках стопки и охапки рукописей, а у меня даже газета «Литературная Россия» с публикациями имелась.

Мы изо всех сил постигали литературное мастерство под руководством Риммы Казаковой, Кирилла Ковальджи, Анатолия Курчаткина, Евгения Попова.

На дачу к Чуковскому сходили тихой стайкой, робко послушали молоденького восторженного экскурсовода, остались недовольны Мойдодыром, который, ну надо же, оказался всего лишь кувшином и тазиком для умывания.

Воодушевившись нашей покорностью, мальчик-экскурсовод поведал о страшной ссоре с мордобоем, вспыхнувшей в стенах дачи между хозяином и Маяковским, якобы приударившим за хозяйкой. Провокатор Маяковский от досады выпрыгнул в окно второго этажа. Обиделся, должно быть.

Я недоверчиво осмотрела небольшие окошки и засомневалась: женолюбивый поэт был крупным мужчиной, протиснуться в узкие оконные проемы чуковской дачи он если и смог бы, то с трудом. Может, он вынес половину стены? Тогда да, вполне эпичное полотно получается – поэт, шагающий в пролом стены второго этажа с рамой на шее…

Мы обошли весь дом, спускались и поднимались по узким деревянным лестницам, постояли на холодной веранде, подивились на чудо-дерево во дворе, и пока глубокомысленно созерцали тропинку, ведущую в лес, по которой, если верить экскурсоводу, пробирался к даче опальный Солженицын, обсудили популярную сплетню «призывал ли автор «Чудо-дерева» к расстрелам малолетних преступников».

Маленький магазинчик напротив Дома творчества ежедневно обносился подчистую. Страждущие литераторы скупали все, что могло разгорячить и утолить жажду творчества.

Магазин, хоть и выглядел придорожным ларьком, торговал исключительно коньяком и водкой, владельцы знали, с кем имеют дело…

К третьему дню участники форума пришли в такое состояние, в каком всякий уважающий себя литератор, находящийся в Переделкино, отправляется на кладбище искать могилу Пастернака.

Желание возникло поздно вечером, спонтанно и охватило сразу многих. Фонарей ни у кого не было, договорились ориентироваться по звездам.

Уходили небольшими группами и целыми компаниями, у каждого был свой план и своя система примет.

Мы несколько задержались. Юная сказочница с моего семинара принимала участие в каком-то литературном конкурсе, ее сказки про котиков вошли в лонг-лист, вот-вот должен был решиться вопрос об издании книги… Пока мы бурно обсуждали литературные новости, у нас закончился коньяк. Спохватились, собрались, побежали догонять искателей Пастернака, но по дороге решили заскочить в магазин, здраво рассудив: на улице мороз, впереди целая ночь, поиски могилы могут затянуться, а магазин вот-вот закроют.

Мы шли, продолжая говорить о литературе вообще и ее сказках в частности. К ночи изрядно подморозило, мела поземка, на шоссе – одинокий фонарь, как раз напротив магазина.

Не глядя по сторонам, шагнули на пустую дорогу, дошли почти до середины, как вдруг откуда ни возьмись прямо на нас из темноты вылетела машина, она неслась, не сбавляя скорости, слепя фарами и дико ревя, как испуганный буйвол.

Время остановилось.

Мы обнялись и застыли.

Неужели все? – успела подумать я.

В эти доли секунды мысли были так просты и отчетливы.

Мы стоим на середине шоссе…

На асфальте тонкий слой льда…

Скорость машины – более ста…

Ни затормозить, ни объехать!

А как же сын? – короткие вспышки-воспоминания, картинки-образы… говорят, в моменты настоящей опасности, грозящей гибелью, человек успевает просмотреть всю свою жизнь – подтверждаю, так и есть.

Водитель успел отвернуть в метре от нас. Чудом.

Его не выбросило с шоссе, не завертело, он умчался в темноту, гудя разъяренно и, наверно, страшно матерясь.

А мы остались стоять, не в силах оторваться друг от друга, у обеих подкашивались ноги.

Но до магазина мы все-таки добрались. Небольшая компания литераторов, тоже не дошедших до Пастернака, очевидно, наблюдала за нами в окно. Они разглядывали нас, будто мы явились с того света. Сердобольная очередь молча посторонилась, и мы забрали последние две бутылки коньяка.

Могила Пастернака и ее поиски начисто забылись, мы были слишком потрясены чудесным спасением, слишком переполнены жизнью – в такие моменты хочется дышать, ощущать, осязать, как будто заново учишься. О, как аккуратно мы переходили дорогу обратно!

В номере вылакали коньяк, не почувствовав ни его вкуса, ни крепости. Пытались понять, что же такое с нами случилось? И почему смерть, казалось неминуемая, пролетела мимо? Наперебой рассказывали друг другу всякие необъяснимые, страшные и смешные случаи…

Я вспомнила, как еще ребенком попала в аварию. Мы жили в Алжире, отец, горный инженер, работал три года на свинцово-цинковом руднике, командировка от Минцветмета.

Однажды мы вместе с другом отца, французом, отправились на его машине посмотреть пустыню Сахару.

За Бешаром шоссе выпрямилось и блестящей серой лентой врезалось в горизонт, по обочинам большие валуны, и дальше до самого неба – только камень. Справа и слева таблички с предупреждением об опасности, колючая проволока – минные поля…

Французские войска, уходя с земли, которую они привыкли считать своей, оставили о себе на память минные поля. Эти бесконечные поля, затянутые колючей проволокой, тянулись вдоль шоссейных дорог, покрывали искореженную землю, на которой раньше росли апельсиновые деревья. Французы вырубали леса, потому что в них скрывались местные партизаны и нападали на французских солдат.