Алексей Смирнов - Мо-Менты (Московские менты)

– А стё я сделал не так? – изумлялся муж, доставленный к Роману.

Я указал Роману на то, что все случившееся – отпетая ксенофобия и кросс-культурная нетерпимость, если не что похуже.

– За что же ты закрыл негра? – пытал я Романа.

Брат, довольный, смеялся и рассказывал дальше, уже про немцев.

Эти немцы строили отделение Сбербанка и наняли каких-то гастарбайтеров, южных и местных тоже, которые сразу же украли у них мыло и что-то еще.

Возмущенные немцы явились в милицию, требуя найти злодеев.

– Они что, не понимают? – изумлялся Роман.

– Ты же не понял негра, – заметил я.

К этому намеку брат остался глух.

– Мне надоело, и я повесил на стену портрет Жукова, – закончил Роман. – Они перестали приходить.

– Ну хорошо, – сказал я Роману. – С неграми и немцами понятно, разобрались. А кого ты еще забирал? Из гостей столицы?

Брат охотно признался, что не раз забирал выходцев из южных республик.

По ходу рассказа я обратил внимание на то, что в милиции почему-то нет никакого национального вопроса. Едва он возникает, как сразу решается в рабочем порядке и в памяти не задерживается.

Некий азербайджанец, по словам Романа, явился постоянно жить и насиловать пожилых женщин. Тащил их в гараж и забивал им куда ему надо железную трубу.

Когда дорогого гостя взяли, в кабинет к Роману выстроилась очередь из желающих этого гостя допросить.

Роман воспользовался демократизатором – дубинкой, если кто не знает. Прочистил ею преступный желудочно-кишечный тракт. Сначала снизу, а потом, без паузы – сверху.

– Дай мне киньжял!.. я зарэжусь…

Справедливости ради добавлю, что и к братьям-славянам тоже, случалось, стояла очередь.

Но если с ментами по-человечески, то и они, бывает, реагируют по-человечески.

Однажды произошел некий торжественный праздник по случаю Хо Ши Мина.

И целая толпа каких-то взволнованных людей оставила под его памятником цветы, много. Я вообще-то не уверен, что это ему исключительно памятник, я этот памятник видел – там высечен-выкован косоглазый богатырь, сидящий на корточках, но уже привстающий в национально-освободительном пафосе. Полуголый, конечно, потому что все такие богатыри живут почему-то очень бедно. При всем уважении к Хо Ши Мину – ничего общего, кроме свободолюбия. И надпись-цитата: что-то насчет того, что нет ничего дороже независимости. Двусмысленная фраза.

А возле памятника ошивался бомж Репа, и он приметил цветы.

Говорит Роману и его напарнику:

– Вы бы спиной повернулись, а я цветы соберу.

Ну, менты гуманно отвернулись, и Репа обрадованно взялся за дело.

А потом в отделение явилась целая возмущенная делегация. Из тех, кто наиболее активно возлагал.

– Найдите вора!

Пошли. Видят: лежит Репа, с двумя бутылками водки. И говорит:

– Мне бы в вытрезвитель, помыться.

Так что составили акт, чтобы все было по закону: «Задержан Репа…»

Все счастливы.

– А вот однажды мы поймали людоедов, – разоткровенничался брат.

Эта история заслуживает отдельного развернутого рассказа, который, может быть, и будет написан. Я только опасаюсь, что меня упрекнут в пресловутой ксенофобии, нетерпимости к чужим гастрономическим обычаям, людоненавистничестве и едоненавистничестве. Про пидоров, например, и говорить не хочу, а ведь Роман их целое гнездо расколошматил, они детей втягивали в орбиту своих сфинктерных интересов.

Так вот: осень 1996 года. В квартире засели два рыла: некий бомж, ошивавшийся там по знакомству с дедом-хозяином, и его гость, семейный человек. Отдыхали, закусывали. Вдруг раздается звонок: какой-то молодой человек ошибся дверью. Шел выше, с двумя бутылками бухла. Отдыхающие и говорят ему: «Чего ты будешь пить свое бухло где-то там? Давай ты его с нами будешь пить!» Тот согласился, подсел к столу. Бутылку выпили, а вторую он им не дал, тогда они с криками «Бухло для братвы зажимаешь, падло!» затеяли его топтать и топтали часа два.

– Ну, все, – говорит один. – Выкидываем его.

– Нет! – возражает другой. – Он нас заложит! Давай-ка его кончать!

Ну, раз братан захотел, так тому и быть. Поволокли в ванную, перехватили горло бутылочной «розочкой», распороли живот. Первый выкроил печенку, а второй уже приплясывает рядом, со сковородой.

Труп сволокли во двор, закидали осенними листьями. Вернулись, сообразили: «Нет! Пойдут собачники гулять, и собаки нароют, чего не надо». Исправились: оттащили гостя к ближайшей школе и бросили в люк, где теплотрасса. И тем утешились. Пожарили внутренность, покормили ею девиц, которые пришли мыть-убирать – 14 и 18 лет, обе неграмотные; и деда покормили, и собаку покормили – всем доставили удовольствие.

Бомжа Роман взял первым. Тот поначалу отнекивался, и Роман приложил его к сейфу головой, два раза. Тогда в арестанте проснулись таланты, и он написал на восьми страницах «чистуху», со всеми подробностями, которыми откровенно упивался.

– Этот фрукт нам очень помогал на допросах, – сообщил Роман. – Если кто вздумывал упираться, мы обещали посадить его к людоеду. А тот и вправду все ныл, да ныл: «Ребята, чего-то есть хочется». А мы ему: «Ну, извини, дружище, наше меню тебе не понравится».

– Раздел я его, – продолжал Роман. – Он стоит, весь в пятнах каких-то. «Это что?» «Да это сифилис».

Подельника забирали из семейного общежития. Там стояла прочная железная дверь, и никто не знал, как ее вышибить. Уже хотели звать черепашек-ниндзя, но тут один опер – Денис, по-моему, – разделся до трусов, начал покачиваться, колотить в дверь и орать:

– Волллодя!… Давай водку жрать!…

Это было предложение, от которого нельзя отказаться. Загремели засовы, и хозяин, к немалому изумлению жены, немедленно заработал в табло, а браслеты ему надели еще в полете. Жене позже, когда ей в общих чертах рассказали, что к чему, сделалось не по себе, но и черт с ней, раз у нее любовь такая злая.

Семьянина повезли на заслуженный отдых. В машине Роман завел с ним разговор:

– Послушай, – сказал брат, – я все понимаю. Ну, выпили. Ну, поссорились. Ну, подрались. Ну, убил. Но зачем же ты ел?

Тот очень долго размышлял. Потом удивленно развел руками:

– Високосный год!..

Бывший доктор Золотарев до службы в милиции прошел школу, достаточную для работы с любыми людьми.

Орудуя в системе московской скорой помощи, он ездил на всякие вызовы и кое о чем впоследствии рассказывал.

Однажды, например, возникла банальная ситуация. Некая вредная пенсионерка терроризировала подстанцию, заставляя кататься к ней ежедневно, если не чаще.

И вот поехал Золотарев.

Бабушка квакает:

– Подновите мне йодную сеточку! Так хорошо!..