Михаил Николаевский - Клинический случай Василия Карловича

– Теперь уже мое, – промолвил кефирный человек, скинув с плеч мешок и заслонив собой Василия Карловича, встал в полный рост и поставил ноги шире плеч.

– Да пошли они… – едко рявкнул ЧОПовец, злобно харкнув на пол. После этого троица удалилась.

Электричка приближалась к концу пути. Температура в тамбуре понижалась. Включилось освещение. За окном начали показываться знакомые тени подмосковных домишек. Кефирный человек, как цербер стоял возле Василия Карловича, продолжая охранять его покой и благополучие. Тут Василий Карлович задрыгал ногами и, посмеиваясь в ладоши, аккуратно заглянул в глаза кефирному человеку. То, что он в них увидел, потрясло его до глубины души, да так потрясло, что весь его судорожный смех взял да и пропал, как будто и не было ничего. Раз и все! Не сказать, что Василий Карлович увидел там просто пустоту. Нет, увиденное было куда шире пустоты, куда глубже квадрата Малевича и куда запутаннее поиска жизненного смысла… То, что увидел Василий Карлович, ввергло его в состояние страха. Но не страха смерти, а, скорее, страха жизни…

– В смутное время мы живем… – ни с того ни с сего произнес кефирный человек, глядя сквозь двери вглубь поезда, будто рентгеновским зрением добравшись до лобового стекла кабины машинистов и дальше сквозь него.

Поезд остановился. Двери открылись. Василий Карлович уже не смеялся, но продолжал сидеть в том же положении, крепко сжимая руками свой портфель. Кефирный человек последний раз бросил взгляд на Василия Карловича, грустно вздохнув, закинул мешок себе за спину и скрылся во тьме. Тут Василий Карлович, будто очухавшись от ступора, вскочил на ноги и кинулся вслед за кефирным человеком. Он хотел сказать ему что-то важное, то, что так и не сказал, пока они ехали всю дорогу в тамбуре… Но кефирного человека не было. Василий Карлович, освещаемый фонарями, стоял один в ночи на перроне, как вечный странник, наконец-таки добравшийся до края света. Постояв еще немного, он, шаркая ногами, двинулся в сторону дома. Больше Василий Карлович уже никогда так не смеялся.

Маргарита Павловна была строгой классной руководительницей. Именно поэтому Леша Белов часто получал замечания в дневник из-за своего плохого поведения. Последней каплей стала повышенная активность Леши на перемене, в результате чего в дневнике третьеклассника образовалась красная запись «Ваш сын валялся в грязи! Прошу явиться в школу родителей».

В скором времени в дверь кабинета Маргариты Павловны постучали.

– Можно войти? – спросил высокий худощавый мужчина с бородой. – Я папа Белова Алексея.

Маргарита Павловна внимательно оглядела мужчину:

– Да, конечно, проходите, присаживайтесь, – сказала классная руководительница, указывая на первую парту, напротив своего учительского стола. – Как я могу к вам обращаться?

– Алексей Викторович я, – сообщил папа, протискиваясь между столом и стулом, держа под мышкой кожаный чемоданчик.

Стараясь казаться строгой и одновременно дружелюбной, сорокапятилетняя женщина продолжила:

– Алексей Викторович, я не знаю, что происходит с вашим Лешей. Его поведение в школе просто отвратительное. По учебе у меня к вашему мальчику вопросов нет, но вот поведение…

– Да не может быть! – перебил папа, чуть приподнявшись над столом, будто пытаясь выпрыгнуть из штанов. – Леша спокойный уравновешенный мальчик, он у меня даже мух не убивает, чтобы никому обидно не было…

Алексей Викторович затряс бородой и поспешно затараторил:

– Мы с Лешей и на прогулку вместе ходим, он нормально себя ведет на улице… И в кино ходим. В настольные игры вечером играем. И в шахматы играем. Знаете, как он у меня играет?..

Маргарита Павловна, растерявшись, слушала странного родителя, слегка облокотившись на спинку стула. Алексей Викторович же, закатив глаза, продолжал перечислять:

– Мы с ним и в шашки играем, и в спортивные игры, в подводных роботов играем…

– В подводных роботов? Это что за игра такая? – вставила реплику ошарашенная учительница, выйдя из оцепенения.

– А я сейчас покажу… – заявил папа и поспешно зарылся в своем чемоданчике.

– Вот, смотрите сюда, – Алексей Викторович протягивал китайский планшет с включенной видеозаписью.

Внимательно смотря запись, Маргарита Павловна увидела Лешу, сидящего в ванне. Ее ученик весело смеялся, то и дело барабаня руками по воде, взбивая пенную подушку. Каково же было удивление женщины, когда в кадре показался Лешин папа, который, раздевшись до полной наготы, потрясывая гениталиями, залез в ванну к сыну. Алексей Викторович и Леша с хохотом погружались в воду, а потом выныривали и, строя смешные рожицы в пене, кричали: «Подводные роботы!»

Таким образом, после общения Алексея Викторовича с Маргаритой Павловной замечаний в дневник Леши Белова в отношении его плохого поведения больше не поступало.

Иван Салов очень не любил, когда его называли автолюбителем. Слово «автолюбитель» он считал уничижительным по отношению к себе. Негласно же он мнил себя гонщиком, поэтому всякий раз, садясь за руль взятой напрокат развалюхи класса «жигуль», Салов одевал старые кожаные перчатки с прорезанными пальцами. Несмотря на то, что у Салова была личная подержанная иномарка, он все равно брал машины напрокат у одного знакомого барыги за полцены. В этом он видел потаенный сакральный смысл. Свой же автомобиль он давно поставил на прикол где-то во дворе дома, ожидая лучших времен.

Салов был человеком пьющим и жирным. Но своим избыточным весом он очень гордился, считая, что ожирение придает ему солидности. Жены у Ивана не было, как не было и детей. Зато была любимая работа на тепловой электростанции, которая позволяла худо-бедно жить, покупать недорогую водку с пивом и кататься на взятых напрокат автомобилях.

В один прекрасный день Салов сидел дома и жрал курятину. Птица была основным питательным блюдом в рационе Ивана. Разрывая руками жареного цыпленка, Салов кидал куски себе в рот, смачно чавкая, одновременно думая о вечном. Возле подъезда дома его ждал очередной «жигуль». Насытившись и по большей части протрезвев от вчерашнего возлияния, Иван вытер об себя пропитанные куриным жиром руки и пошел собираться на покатушки. Выйдя из подъезда, Салов сладко потянулся. На его лице появилась шальная улыбка.

Втиснувшись прокладкой между рулем и сиденьем «жигуля», Салов завел двигатель. Машина затарахтела. Натянув перчатки, Иван дал газу. Напевая протяжную песню про родину, Иван со скрипом наворачивал круги возле дома, периодически сигналя пешеходам, то тут, то там выскакивавшим на дорогу. Въехав со свистом во двор, Салов о чем-то задумался. Погруженный в размышления, он не успел среагировать на поворот и сбросить скорость, в результате чего «жигуль» занесло. Завизжали тормоза. Машина пошла юзом, после чего врезалась в припаркованный во дворе автомобиль. От удара Салов ударился башкой об руль и опал. К месту аварии тут же слетелись зеваки. Кряхтя, Салов вылез из разбитого «жигуля» и охренел. Автомобиль, в который он врезался, была его собственная подержанная иномарка, почти неузнаваемая под разводами грязи, появившимися от долгого простоя на улице. В бешенстве Иван выдернул ключи из замка зажигания и матерясь побежал домой, не обращая внимания на выкрики зевак, что нужно убрать с дороги искореженную технику. Вбежав в квартиру, Салов достал из кухонного шкафа бутылку водки и начал пить. Пил он долго и муторно, забыв обо всем. Вскоре в дверь его жилища постучали…