И. Грекова - Хозяева жизни

Я сидела и без охоты ковыряла вилкой свои биточки, когда вдруг услышала голос:

– Разрешите к вам присоединиться?

Это был худой из моего купе. Он стоял и кланялся, как петрушка.

Я медлила с ответом. Крутом же было много свободных столиков. А мне не хотелось нарушать наше одиночество – наше с большой заботой. Но он об этом знать не мог.

– Я понимаю, что вы думаете, – сказал он. – Зачем ему понадобилось садиться как раз за мой столик? Вы правы, конечно. Но у меня сегодня… одним словом, мне сегодня трудно быть одному. А наш с вами сосед, полковник, уже лег спать.

– Да нет, ничего, – поспешила сказать я, – садитесь тут, пожалуйста. Он вдруг напомнил мне чертополох у дороги.

Официантка подошла, играя бедрами, и довольно оживленно приняла заказ: четыреста граммов и бутерброды. Удивительно, как скоро она их принесла.

– Может быть, сделаете мне честь? – спросил худой. – Нет? Ну не надо.

Он налил рюмку и профессионально, даже изящно опрокинул ее в рот. Закусил бутербродом.

– Тысячу раз прошу извинения, – вдруг спохватился он. – Я забыл вам представиться. Игорь Порфирьевич Галаган.

Он снова встал и по-петрушечьи поклонился. Снова пришлось его усадить. Я довольно неохотно назвала себя: имя, отчество, фамилию, профессию. В наше время, рекомендуясь, надо назвать профессию. Чтобы сразу видно было кто ты. Я сказала ему об этом. Он задумчиво выслушал и не сразу улыбнулся.

– Кто я? А этого я и сам не знаю. Знаете что? Давайте я вам расскажу свою историю. Тогда вы сами увидите, кто я. Может быть, даже мне объясните.

Это он славно как-то сказал и понравился мне. Я совершенно искренне ответила:

– С большим удовольствием вас послушаю.

Он снова выпил водки и начал рассказывать.

– Ну, с чего же начать? Прежде всего я коренной ленинградец. Петербуржец даже. Все мои предки жили в Петербурге. Я из старинной путейской семьи. Отец мой был инженер путей сообщения, и оба дяди, и дед. И по материнской линии тоже все путейцы. Целый клан. А из меня путейца не вышло. Я захотел быть художником. Отец был против, но я стоял на своем. Любил я живопись, знаете, до страсти. Просто трясся, когда о ней думал.

Родители мои были очень хорошие люди, особенно мать. Я ее страшно любил. Хотите, покажу карточку?

Он порылся дрожащими пальцами в бумажнике и вынул старинную, на твердом картоне, фотографию. С краю карточка была грубо срезана, наверно ножницами, – видно, не помещалась в бумажнике. На снимке была удивительной прелести молодая белокурая дама в белой блузке с высоким воротом, с тревожными и трогательными глазами. Прижавшись к ней щекой, такими же глазами смотрел хорошенький кудрявый мальчик в белой матроске.

– Это вы? – спросила я.

– Я, а что? Трудно узнать? Естественно. Много лет прошло, да и жизнь…

Да, жизнь. Кому не случалось горестно вздыхать, глядя на ее жестокие труды. Но здесь было другое. Как бы это объяснить? Здесь поражало не различие, а тождество. Словно в эту минуту кто-то сказал: «А и слаба же ты, жизнь! Била, била, а так и не смогла убить в этом лице красоту». И точно, она была здесь: неизменная, тождественная самой себе, тревожная красота тех двоих – дамы и мальчика.

– Но я не об этом хотел рассказывать, не о детстве. Детство мое было довольно заурядным детством мальчика из интеллигентной, обеспеченной семьи. С боннами, гувернантками, белыми чулочками. С тремя языками. С музыкой. Совсем обыкновенное в том кругу детство, если бы не мама. Я у нее был один. Любила она меня бесконечно. И я ее. Мы все друг другу говорили и вместо мечтали, как самые близкие друзья. Это я как-то не так рассказываю, выходит обыкновенно, а было… Ну вот. Когда я захотел стать художником, отец был против, а она всегда была за меня, больше, чем я сам.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.