Евгений Титов - Игра в мечты

– А если не вернётся? – чавкая капустой, спросил Бадхи.

– Как же он не вернётся в свой дом родной! Я его вначале в Бетховена закрыл, но слаб Бетховен. В композиторах бесы плохо приживаются. Может, бюстик Вагнера был бы в самый раз. Но Ленин тоже отлично подошёл.

Гипнотизёр рассказывал, а сам в это время перевязывал разноцветные перья, складывая одно чёрное, может, воронье, с пёстрым, явно голубиным и серо-коричневым, крошечным, должно быть, воробьиным, иногда вставляя в серёдку зелёное или синее от волнистого попугайчика.

Стас подумал:

– А! А перья зачем?

– Это на первый взгляд перья, а на самом деле помело. Хворь выгонять, Тришку-трясуна на болота обратно.

– И чё, это вся делюга по-настоящему, что ли? – Вовка недоверчиво выглядывал из-за плеча Стаса.

– Более настоящего не бывает. Да вы же сами сегодня все попробовали. Если б не я, товарищ ваш, – он кивнул на Бадхи, – с пешнёй бы на озере так и остался.

Бадхи чуть не подавился капустой.

– Э-э… с чего бы я остался на озере?

– А водник, водяной, то есть, его за охотника на своих русалок принял, вот и закружил. Если б не я, не вернулся бы друг ваш.

Мы поглядели на Бадхи. Да нет: вот он сидит живёхонек, с капустой на бороде и в прическе (волосах) под горшок.

– Так это… вы же спали, – удивился Вовка.

– Это ты спал, а я смотрел. За всеми вами приглядывал. Если б не я, и дом бы не уберегли – сгорел.

Я сразу вспомнил выпавшее из печки горевшее полено, будто вытолкнули его оттуда. А я на улицу на минутку только и выбежал по разной бытовой и физиологической нужде.

– А тебя бы бесы во сне увезли, – глянул мельком на Вовку Гипнотизёр. – Любят они таких рисковых ребят. Они на них потом и катаются. Тебе ж погоня снилась, и как ты в поворот попасть не можешь, в стену летишь.

Вовка побелел.

– А я? – спросил Стас.

– А тебя не было в доме, – просто сказал Гипнотизёр.

– Как не было? Я тут был.

– Ты тут начал объявляться только после третьей рюмки. И то еле-еле видимым. Тебя и не заметили.

Стас посмотрел внутрь себя, прикинул что-то и тихо спросил:

– Кто?

– Дед Пихто! Нельзя их называть, а то снова явятся. А явятся – мне очищение снова нужно будет принимать. Пока я с ними провожусь – кто рыбу да погоду сделает? Ты, что ль?

– Не, мы не умеем, – искренне сказал Вовка. – Мы тебя сюда и позвали, это, чтоб рыбы нашаманить.

– Шаманят конченые, те, кто сам в бесов и нечисть влезает, и через них на мир смотрит, а я нечисть отвораживаю да отгоняю.

– Эт, так ты, колдун, что ли?.. – Вовка запутался окончательно.

– Я не колдун, – строго сказал Гипнотизёр и добавил, гордо посмотрев на нас, присмиревших и заблудившихся в таких новостях: – Я потомственный кузнец!

– А-а… – разочаровался Володька, – Ёть, а мы-то думали…

– Я – коваль, чародей то есть. Моего предка ещё Владимир Красно Солнышко на костре сжёг. Ремесло это из поколения в поколение передаётся тысячу лет, а то и больше. Прабабка моя могла бы из рыбы в этом озере уху сварить.

– Да это и я могу! – не сдавался Вовка.

– В самом озере сварить! Понял? Прямо в озере. Сильнейшая женщина была.

– А чё, умерла? – Вовка хотел сразу все разгадки одним мигом получить.

– Мы не умираем. Мы уходим. На другую сторону. Да ладно, хватит об этом, – вздохнул он и начал собирать свое имущество обратно в ранец.

– А ранец от бабки? – усмехнулся Стас.

– Нет, ранец от прапрапрадеда. Он солдатом был. Так уж вышло. Он долго принимать ремесло не хотел, хоть глаз у него лучший в роду был. Но потом всё же одумался, когда один-единственный в полку зимой из морока и камлацкого тумана вышел, не заблудился. Ночью его не смогли даже вогульские боги схватить, поскольку чуял он их, видел. После того случая он и одумался. Вошёл в профессию – как все у нас.

– Расскажите про деда, – Стас не сдавался.

– А что рассказывать, я больше и не знаю ничего. Меня тогда не было с ним. Что бабка мне передала, то я и знаю.

– Э-э, а что это за глаз такой? Особенный?

– Из поколения в поколения глаз у нас передаётся. Ты на очки не смотри, глаз тот не там. Я через Авраксас-звезду до Полынной звезды отсюда, из этого дома точную прямую без него, – он кивнул на школьный затёртый транспортир, – прочертить могу и пройти по той прямой, как ты по тропинке сюда шёл. Только ты ту тропинку ногами топтал, а я глазом протаптываю.

– И чё там? На небе-то?.. – тихо спросил Вовка.

– А ничё! – отрезал Гипнотизёр, зыркнул на Вовку и, усмехнувшись, добавил уже помягче, – созвездие Гагарина. Слыхал про такое?

– Минуточку, – оторопел Вовка, – мне ж в планетарии этом, как его там… в Крыму, короче, это… тётка сказала, что такого созвездия там нету, – начал было возмущаться он, ткнув пальцем в потолок.

Но Гипнотизёр вдруг вскочил и поднял свой указательный палец, призывая всех к тишине. Мы застыли, снизу впёршись взглядами в длинный кривой палец и строгое лицо Гипнотизёра. Я слышал только, как в печке шумит огонь, раза два стрельнули дрова, да как Бадхи быстро слизнул длинную капустину с уголка рта. Гипнотизёр смотрел в одну точку, куда-то меж печкой и выключателем на стене у двери, замерев, страша нас одним только своим видом. Потом мы услышали, что он зашептал про себя очень быстро: «Иду я по чистому полю, навстречу бегут семь духов с полудухами, все черны, все злы, все нелюдимы. Идите вы, духи, духи с полудухами, к лихим людям, держите их на привязи, чтоб был цел, невредим в пути, на дороге, в дому, на привале, в снегу, на завале, в земле да в воде, в пиру да в беде. Мой заговор долог, мои слова крепки. Кто моё слово испровержет, ино быть во всём наиново, по-худу, по-недобру, как вопреди сказано».

Он перестал причитать и снова прислушался. Послушал немного, наклонился к дивану, взял самую большую палочку рогатинкой, выставил перед собой, и, поворачиваясь кругом (вокруг места, в котором стоял), начал вновь читать, тыкая рогатинкой в воздух: «Яга-водяница, дай мне напиться не воды речной, не воды морской, не воды преснόй, не воды лесной, не воды кипячёной, не воды кручёной, не воды сырой, не воды хмельной, не воды сытόй, не воды студенόй, дай своей кровицы да своей костицы. Бя-бая, згын-згынь, бду-бду, згын-згынь, жгу-жгу, жду-жду».

Воцарилась полная тишина. Даже в печке стало тихо, казалось, она погасла. Мы сидели, превратившись в полутрупы. Животы подтянулись к горлу, а сердце готово было оказаться в районе гланд. Даже Стас потерял свою усмешку. И тут завыл волк… где-то недалеко от дома.

В деревне собак не было: никто из сезонных москвичей их не держал. Ближайшие деревни были такими же дачными, как и наша. У меня мгновенно вспотела и мелко задрожала спина и сама по себе безо всякого спроса сжалась пятая точка, а под низким потолком, не моргнув, погасла лампочка.