В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан

Николай Семенович работал над моделью обелиска, учитывая каждую деталь. Надо было решать размеры обелиска, чтобы он был виден среди высоченных сосен, а в то же время мы не могли рассчитывать на крупный монумент. Помню, как мы втыкали в землю холма четырехметровый шест и потом, отходя, со всех сторон просматривали его видимость сквозь лес.

Яму для фундамента рыли осторожно – поодаль от креста со звездочкой. Рыли на два с половиной метра глубиной, и комья земли и песка выбрасывали тоже по определенному плану. Эта насыпь должна была стать квадратным холмом вокруг памятника. Впоследствии девочки выкладывали его кусками дерна, закрепляли, и холм этот по сей день стоит зеленый и плотный.

Сначала собирали булыжник, а потом Николай Семенович, рыская по окрестностям в поисках материала, усмотрел странный черный грунт в воде возле моста; он влез в воду и к восторгу своему обнаружил крупные куски и осколки черного гранита.

Потом мы с Селезневым поехали в Звенигород и отыскали лучшего каменщика, Ивана Павловича Кудряшова. Он был на вид ленив и медлителен, настроен скептически, но за плату согласился выложить вместо печной трубы колонну для обелиска по расчетам Селезнева. Но когда, приехав, он увидел могилу с крестом из бревен, а рядом роскошный цоколь на холме, что-то в нем всполохнулось, он тоже загорелся и принялся за кладку.

Шли дни, обелиск поднимался ввысь. Селезнев командовал кладкой. Кудряшов стоял на лестнице, ребята подносили ему кирпичи так быстро, что он едва успевал укладывать. Даже самые маленькие, такие как Верочка, Федя и Никита, хоть по одному кирпичу, но тоже носили.

Было решено окружить площадку столбиками со вделанными в них кольцами для цепей.

По вечерам, дома, Коля лепил из глины модель мемориальной доски для обелиска, на тему – оборона Москвы в 1941 году. Он решал эту тему так: придорожный столб со стрелкой, вокруг запушенные снегом ели. Советский боец в тулупе и ушанке, с молодым гневным лицом, замахивается автоматом над перекладиной с указанием направления на Москву. Выразительность и динамика движения дают представление, где и что происходит…

На второй доске, помещенной ниже, были стихи, написанные мною специально:

Доски были отлиты из гипса, а затем мы собрали по задворкам и чуланам весь медный лом – старые чайники, краны, колонки от ванн, а четверо наших мальчиков где-то в лесу отрыли сорок метров свинцового кабеля военного времени. Все это было отправлено в одну из московских мастерских и перелито в бронзовые доски. И до чего же они были красивы, эти доски, горящие медью! Было чем гордиться.

Легкий, безупречных пропорций обелиск вознесся между сосен, заканчиваясь бронзовым лавровым венком со звездой посредине. В нем воплотилось вдохновение и возвышенное искусство молодых строителей.

Интересна судьба того лаврового венка, увенчивающего памятник. Когда маршал Жуков заказал Московскому институту декоративного искусства новую модель для общевоенного значка вместо прежней: два перекрещенных ружья и посредине кружок – мишень, и это было поручено Николаю Семеновичу Селезневу, то он использовал модель нашего лаврового венка со звездой посредине.

Работа подходила к концу. Надо было еще достать цепи для ограды. Тут мы с мужем, Сергеем Владимировичем, хватили хлопот. Сначала поехали в Министерство морского флота – узнать, где можно достать якорных цепей.

На нас с удивлением посмотрели:

– Придется вам в какой-нибудь морской порт ехать. Мы здесь цепей не держим…

В Министерстве речного флота нам ответили примерно то же самое, но вдруг лифтер в министерстве, слушая наши сетования, посмеиваясь, сказал:

– А вы съездили бы в трамвайный парк, там этих цепей горы лежат.

Через два дня нам разрешили взять за наличный расчет двадцать пять метров цепей. Цепи покрыли черным лаком и прикрепили к столбикам. Памятник был закончен. Девочки принесли из леса молодых елочек и посадили их вдоль дорожки. Вышла прямая как стрела аллея. Принесли горшки с пышными гортензиями, посадили в клумбу астры и герани. Дорожка, усыпанная песком от самого шоссе, подводила к стройному обелиску, чудом выросшему среди сосен.

Никогда никологорские школьники не думали, что это будет так красиво. Завороженно смотрели на дело рук своих. Теперь каждый гордился своим участием в строительстве.

И вот двадцать второго августа 1952 года состоялось торжественное открытие нашего памятника. Готовились сутра, завесили обелиск холстом. Накануне ребята убрали весь строительный мусор и размели дорожку. О приглашенных позаботился Сергей Владимирович, и к двум часам дня съехались генерал-лейтенант Пронин и генерал Московский. Во главе с Заславским съехались журналисты, корреспонденты, фотографы, под барабанный бой пришли пионеры села Успенского. Ну и конечно, никологорские папы и мамы, не очень-то поощрявшие нашу затею и мало верившие в такой блестящий результат. Пятьдесят моих ребят линейкой выстроились возле памятника. Все они были подтянуты, причесаны, с лицами, озаренными волнением и гордостью.

Да. Теперь мои строители уже взрослые люди. Где они? Что делают? Разбрелись по разным местам. А памятник стоит. Посаженные девочками елочки разрослись в густую аллею. И каждый год, не говоря уже о юбилейных и памятных днях с парадными церемониями и искусственными венками, от весны до осени всегда кто-нибудь кладет садовые или полевые цветы к подножию одного из самых первых памятников, созданного трудом молодых рук по велению молодых сердец».

Вожди и нравы

Я всю жизнь занимался общественной деятельностью. И конечно, не раз встречался с руководителями нашего государства, как принято теперь говорить, с «первыми персонами».

Встречался и на официальных мероприятиях и в неформальном общении. Всех встреч упомнить невозможно, к тому же далеко не всегда они были интересными. Для меня гораздо важнее было составить свое личное представление о лидерах страны; говоря по-писательски, нарисовать в своем сознании их человеческий и нравственный облик. А уж что касается политического облика вождей, то на этот счет у нас умельцев хватает и без меня. Особенно много таких «мастеров» среди тех, кто видел вождей лишь по телевидению или на портретах. Я же, как уже сказано, общался с ними лично. Но по вышеназванным причинам в память врезались те встречи и те беседы, зачастую неформальные, которые оставляли определенное впечатление и давали представления о личности того или иного лидера.

Мне представляется, что мои впечатления могут в какой-то мере дополнить те мемуарные воспоминания, которыми с 1990-х годов буквально переполнен наш книжный рынок.