Валерий Брюсов - «Поэзия Армении» и ее единство на протяжении веков

Выдающееся положение занимает Цатуриан в армянской литературе как переводчик стихами. И Иоаннисиан и Туманьян подарили родной поэзии несколько превосходных переводов, но у них то было делом случайного вдохновения. Александр Цатуриан, напротив, сознательно и систематически посвятил себя переводам. В двух томах им была издана антология из избранных произведений Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Кольцова, Никитина и Плещеева; помимо того, Цатурианом были переведены «Стихотворения в прозе» Тургенева, «три рассказа» Гюи де Мопассана, отдельные произведения Шиллера (переводом его стихотворения «Дитя в колыбели» Цатуриан дебютировал в печати, в 1886 г.), Байрона, Гартмана, Гюго, Гейне и др. Эта деятельность переводчика, разумеется, не могла отразиться в нашем сборнике; точно так же по общему характеру книги мы не включали в нее полусатирических, полуюмористических стихотворений Цатуриана, собранных им в сборнике «Шалости пера», где есть очень удачные пьесы. Чистая же лирика Цатуриана представлена в нашем сборнике, по возможности, во всех ее основных направлениях.

Рядом с этими, наиболее видными поэтами своего поколения, работало немало и других, среди которых прежде всего должно назвать Дереника Дэмерчьяна (род. в 1876 г.). Его деятельность не имела такого же влияния, как деятельность его старших сотоварищей, но причина тому, главным образом, в скупости Дэмерчьяна как писателя: посвящая свое время другим областям деятельности (в том числе – музыке), он не имел возможности обработать и раскрыть свое дарование. Именем Дэмерчьяна подписано лишь ограниченное число стихотворений, но среди них есть прекрасная историческая поэма о Ленгтимуре, отрывки из которой представлены в нашем сборнике, как и небольшое, но пленительное по напеву лирическое стихотворение «Осень». Ныне Дереник Дэмерчьян живет в Тифлисе, примыкая к литературному кружку Туманьяна и являясь одним из лучших поэтов его «школы».

Более драматургом, нежели лириком, является Левон Мануэльян (род. в 1864 г.), автор также романа «Разбитая жизнь», рассказов и нескольких поэм. Несколько стихотворений Мануэльяна было в свое время переведено на русский язык, но они не представляют никакого существенного уклона от того, что сделано другими, более видными поэтами его поколения. То же приходится сказать о стихотворениях Леренца, выступившего как ученик Патканьяна, но заменившего страстную одушевленность своего учителя рассудочной риторикой; поскольку идейная поэзия имеет все права на внимание и всю силу воздействия на души современников, постольку поэзия тенденциозная стоит вне путей художественной эволюции. Учеником Туманьяна выступил Ваан Миракиан (род. в 1875 г.), издавший интересную поэму «Охота Лалвара», под псевдонимом Мир-Коно; но поэт не дал более ничего, и потому пока не может быть включен в общий ход развития армянской поэзии. Наконец, оставляя в стороне ряд других имен, мы должны назвать поэтессу Шушаник Кургпньян (род. в 1876 г.), которая после первых опытов в духе Исаакиана обратилась к идейной поэзии в духе правоверного марксизма. В этом отношении Кургиньян представляет собою характерное явление в армянской поэзии. В стихах Кургиньян есть одушевление, и ее поэзия в нашем сборнике представлена. Добавим, что по тому же пути стремится идти Акоп Акоииан (род. в 1869 г.) и несколько других, более молодых поэтов.

Таковы были пути развития школы «русских армян» при поэтах старшего поколения, творчество которых определилось еще в конце XIX и в самом начале XX в. Одновременно с тем поэзия «турецких армян» шла вперед своими путями, следуя, в общих чертах, эволюции западноевропейских литератур, особенно французской. Так, западно-армянские поэты, безусловно, подпали под влияние французского «нарнаса» («парнасской школы»), требовавшего прежде всего безупречности формы и отрешения поэта от своей личности, – исчезновения поэта за создаваемыми им образами. Направление «Парнаса» во всех литературах, усвоивших его, всегда вело к известной холодности творчества, но зато способствовало развитию пластики в поэзии и доводило до высшего совершенства технику стиха. То же произошло и с поэзией «турецких армян», которая в ряде своих лучших созданий может гордиться «непогрешимой» формой («impeccable» – техническое слово в этом отношении), большой скульптурностью образов и обдуманностью содержания в ущерб непосредственности вдохновений и страстности стихов.

Спасительным элементом оставалась для армянских поэтов их неизменная любовь к родине, которая согревала и оживляла их «парнасские» создания. Впрочем, некоторые из поэтов даже в выборе тем не избегли влияния своих западных сотоварищей и, уклонившись от чисто национальных сюжетов, разрабатывали задачи интернациональные. Несомненно, по своей абсолютной ценности иные из таких стихотворений не уступают написанным на темы народные, связанные с жизнью Армении. Для читателя-армянина эти произведения «турецких армян» могут представлять высокое очарование, так как на родном языке дают ему ту же красоту, которую он должен был бы иначе искать в созданиях чужеземных поэтов. Но такое очарование исчезает для читателя другой нации, который может знакомиться с этой красотой или в стихах своих поэтов, или в какой-либо иной, не армянской, литературе. Историческое значение за делом школы «турецких армян» остается, и для армянской литературы она дала много необходимого и прекрасного; но ее значение для читателей не-армян через это значительно уменьшается. В частности, русский читатель – и те «вечные» темы, которые столь охотно и успешно разрабатывает школа «турецких армян», и ту «безупречную» красоту формы, которой достигает она в своих лучших созданиях, – знает и по стихам русских поэтов, и по творчеству французских парнасцев. Вот почему в нашем сборнике поэзии «турецких армян» уделено меньше места, нежели «русских», хотя мы и высоко ценим отдельные произведения западных армянских поэтов.

Надобно, впрочем, признать, что школа «турецких армян» не дала поэта, который, по широте захвата и по богатству творчества, мог бы быть поставлен в ряд с корифеями школы «русских армян». На смену Пэшикташляну и Дуриану не пришел поэт с такой же стихийной силой дарования. Если не говорить о деятельности Демирчибашиана, с поэзией которого мы не могли ознакомиться (по причинам, указанным в «объяснении редакции»), то поколению Иоаннисиана, Цатуриана, Туманьяна и Исаакиана соответствует среди «турецких армян» поколение – г-жи Синил, Шанта, Чобаньяна, Малэзиана и Тэкэяна; моложе их, но примыкает к ним по характеру своей поэзии – Мэцаренц. Однако из ряда этих поэтов ни один не создал своего цельного «мира», какой открывается, напр., в творчестве Туманьяна. Все они к тому же исключительно лирики и чуждаются слишком обширных замыслов и всеобъемлющих задач.