Эдвард Уилсон - Смысл существования человека

Подобное отвращение у многих людей перерастает в серьезную фобию. Фобия сопровождается паникой, тошнотой и полной неспособностью рационально мыслить об объекте, вызывающем страх. Итак, раз уж я рассказал о некотором неприятии пауков, должен сознаться, что у меня есть и настоящая фобия. Ни при каких условиях я не могу допустить, чтобы мне связали руки или накрыли чем-то лицо. Отчетливо помню, когда у меня возник этот страх. Будучи восьмилетним мальчиком – как раз в тот год я столкнулся с пауком, – мне довелось перенести неприятную глазную операцию. Анестезию мне делали в духе XIX века: ничего не объясняя, уложили навзничь на операционный стол, и, удерживая внизу руки, положили на лицо салфетку, пропитанную эфиром. Я орал и вырывался. Где-то в глубине души у меня отпечаталось: «Никогда больше не переживу подобного!» До сих пор перед моими глазами стоит образ. Меня держит на мушке воображаемый разбойник и говорит: «Сейчас свяжу тебе руки, а на голову накину мешок». В этом кошмаре я всегда отвечаю (не сомневаюсь, что в реальности отреагировал бы точно так же): «Не надо, лучше сразу пристрелите меня». Действительно, я лучше умру, чем перенесу такое издевательство.

Избавление от фобий требует долгого и сложного лечения. Но для формирования фобии достаточно одного сильного переживания, в чем неоднократно убеждался и я, и многие другие. Например, если вы неожиданно увидите на полу длинный извивающийся предмет, у вас вполне может развиться патологический страх змей.

Каким образом такая чрезмерная реакция могла быть преимуществом? Дело в самих объектах наших страхов. Мы в основном боимся пауков, змей, волков, текущей воды, замкнутых пространств и толп незнакомцев. Это и были древнейшие опасности, угрожавшие нашим предкам-приматам и первым доисторическим охотникам и собирателям на протяжении миллионов лет. Наши пращуры постоянно рисковали покалечиться или даже погибнуть, если в погоне за дичью оказывались слишком близко к краю обрыва, либо неосторожно наступали на ядовитую змею, либо натыкались на полевой лагерь вражеского племени. В таких случаях человек должен был учиться очень быстро, запоминать событие ярко и надолго, действовать решительно, не раздумывая.

Сегодня мы гораздо больше рискуем погибнуть в автокатастрофе, от ножа, от пистолета или из-за чрезмерного потребления соли и сахара. Но у нас не выработалась врожденная склонность избегать этих опасностей. Вероятно, по эволюционным меркам прошло еще слишком мало времени, и такой спасительный страх пока не успел укорениться в нашем сознании.

Фобии – крайность, но любое поведение, обусловленное подготовленностью к научению, которая обеспечивала адаптивную ценность в процессе эволюции нашего вида, – часть человеческих инстинктов. Тем не менее большинство поведенческих механизмов из поколения в поколение передаются через культуру. Социальное поведение человека основано на готовности к научению, но выраженность отклонений – как результат эволюции в ходе естественного отбора – в разных случаях разная. Например, люди – прирожденные сплетники. Нам очень интересны истории из жизни других людей, мы можем бесконечно углубляться в детали таких сюжетов. Сплетни – это искусство, которое помогает нам учиться общению с людьми, а также формировать наши социальные сети. Мы увлекаемся романами и пьесами. Но нас гораздо меньше интересуют истории из жизни животных – если только в них так или иначе не замешаны люди. В наших историях собаки любят ближних и тоскуют по дому, совы размышляют, змеи подло шныряют, а орлы упиваются свободой в огромном небе.

Люди от природы музыкально восприимчивы. Маленькие дети практически непроизвольно испытывают трепет и волнение, слушая музыку. Однако трепет (и даже восторг) по отношению к высшей математике если и возникает, то гораздо медленнее и позже. На раннем этапе развития человеческого общества музыка сплачивала людей и возвышала их эмоционально – а теоретическая математика никогда не служила этим целям. Умственные способности позволяли древнему человеку усваивать математические тонкости, но не любить математику. Лишь эволюция и естественный отбор могут создать предпосылки для глубинной инстинктивной любви.

Движущая сила естественного отбора направляла развитие культурной конвергенции в разных обществах по всему миру. По материалам «Региональной картотеки межчеловеческих отношений» насчитывается 67 культурных универсалий, включая следующие (приведены в произвольном порядке): атлетические виды спорта, украшение тела, декоративное искусство, этикет, семейные застолья, фольклор, погребальные обряды, прически, запрет инцеста, правила наследования, шутки и жертвоприношения сверхъестественным существам.

Мы называем «человеческой природой» всю совокупность наших эмоций и предрасположенность к научению, над которой довлеют те же эмоции. Некоторые писатели пытались низвести человеческую природу до полного ее отрицания. Но человеческая природа реальна, ощутима и отражает процессы, происходящие в определенных структурах мозга. Десятилетия исследований позволяют заключить, что человеческая природа несводима к генам, предопределяющим эмоции и готовность к научению. Она также не определяется культурными универсалиями, которые являются ее конечным продуктом. Человеческая природа – это совокупность наследственных закономерностей нашего умственного развития, задающих культурной эволюции определенное направление в противоположность другим и образующих тем самым связи генов с культурой в мозге каждого человека.

В числе наиболее важных наследственных предрасположенностей – предпочтения людей при выборе мест проживания. Взрослые тянутся к местам, где они выросли и сформировались, переживая наиболее значимые для них жизненные впечатления. Горы, побережья, степи и даже пустыни могут восприниматься нами как места, дающие нам ощущение семьи и комфорта. Например, мое детство прошло вблизи Мексиканского залива, поэтому я уютнее всего чувствую себя на плоской низменной равнине, которая плавно спускается к морю.

Однако лабораторные исследования подобных «панорамных предпочтений» в более мелком масштабе, а также опыты с участием детей, которые еще не успели стать носителями определенной культуры, показали другую картину. Была подобрана группа добровольцев из разных стран с очень несхожими культурами. Испытуемым предлагали оценить фотографии разнообразных местностей и пофантазировать, где им хотелось бы жить. В подборке присутствовали самые разные ландшафты – от дремучего леса до пустыни, причем промежуточных вариантов было очень много. Оказалось, что выбор определялся тремя факторами: идеальная точка обзора, которая находится на возвышенности, откуда хорошо просматривается низина; вид на парковую зону, где луга перемежаются с рощицами и перелесками; близость водоема, будь то ручей, пруд, озеро или океан.