Коллектив авторов - Социология вещей (сборник статей)

Согласно Jullien (1995) похожие идеи были намного раньше сформулированы в Китае.

Будучи вдохновленным (или, скорее, зараженным) антифетишизмом критической теории, я не заметил этой подмены в « Жизни лаборатории». Я решил, что продукт, изготовленный руками ученых (сфабрикованные факты) становится тем, к чему ни одна рука не прикасалась (невыдуманные факты), и поэтому ученые как заправские фетишисты должны были выворачивать наизнанку причинно-следственные связи, выдавая то, что они сделали, за причину собственных действий. Но они были правы… и я был прав: да, подмена действительно происходила, но она заключалась в отказе от первой системы учета («чем больше работы, тем больше автономии у результата этой работы») в пользу второй («вы должны выбрать между работой и автономией результата»). Однако чтобы обнаружить подмену, мне потребовалось проникнуть в самую суть антифетишизма, который и по сей день остается основным продуктом критической теории.

Типичный пример этого можно найти в (Heinich 1993). «Критика» такого критицизма предложена в работе Коха (см. его статью в (Latour and Weibel 2002)).

И удалить слово «конструирование» из подзаголовка «Жизни лаборатории», после того как мы уже удалили слово «социальное». Правда, я уверен, что тогда и слово «факты» тоже исчезнет.

О необходимой связи между конструктивизмом и дипломатией я писал в другой своей работе (2002b), которая дополняет этот текст.

В исследованиях науки и техники ту же роль играет старое доброе понятие «интерпретирующей гибкости», или «эластичности», как будто эластичность и податливость – это только два состояния вещества, заслуживающие упоминания.

Хакинг в своей превосходной последней седьмой главе о доломите показывает, что даже в таком простейшем случае, как изучение камней (Стивен Вайнберг был единственным, кому захотелось ударить по камню ногой, чтобы доказать, что он «там»!) «единообразие мира» есть вещь недостижимая, по причине мультиреализма, к которому приводит любое исследование. Автор, кажется, не видит, что эта глава заставляет усомниться в его предшествующем анализе «точек преткновения». Мой список обязательств – это просто попытка раскрыть больше достоинств его эмпирической стратегии, чем он сам смог сделать.

Отметки «2» и «3» на измерительной шкале Хакинга подразумевают именно это, переводя «контингентный характер» X (отметка «1») на уровень «X есть нечто плохое» и, далее, на уровень «от X следует отказаться». Но здесь не признаются ни третье, ни четвертое обстоятельство, потому что мир, который настанет после «революции», будет точно таким же монолитным и закрытым для обсуждения, как тот, который революционеры хотят изменить.

Это условия, которые позволяют вместо различения между фактом и ценностью, поставить следующие два вопроса: какие сущности нам следует принять во внимание? Как они могут быть связаны воедино? (Latour 1999b).

Чтобы выявить разницу между двумя традициями эмпиризма и двумя соответствующими уровнями политической эпистемологии, я постарался уловить техническое значение английского различения между «matters of facts» и «states of affairs».

Самого себя я бы не смог «подсчитать», руководствуясь шкалой Хакинга, несмотря на то, что являюсь одним из «подопытных кроликов» его книги. На мой взгляд, даже его собственная глава о доломитах не поддается учету в данной системе.

Я, во всяком случае, попытался сделать это в работе (Latour 1999b).

Интересно отметить, что среди архитекторов есть только один явный деконструктивист – и даже дерридианец – Даниэль Либескинд. Но даже беглого визита в построенный им клаустрогенный, волнующий и величественный еврейский музей в Берлине достаточно, чтобы понять, что он тоже конструктивист и притом мастер своего дела.

Об этой мечте см. работы Галисона, Кернера и Мондзайна в (Latour and Weibel 2002).

Я думаю, не случайно на Всемирный торговый центр обрушились два критических варварства, – одно вслед за другим. Первое развалило его до основания, а второе добавило к ущербу еще и оскорбление, – утверждая, что это было дело рук самих жертв, которым помогали ЦРУ и Моссад… Честь вбить последний гвоздь в гроб критицизма принадлежит Бодрийяру: не хотел ли он сказать, что Башни, эти «образы саморазрушающегося капитализма» (выражение г-на Бен-Ладена), сами себя разрушили, привлекая летящие самолеты, чтобы совершить суицид? (Baudrillard 2002). Можно только надеяться, что такой широкий жест, такое предельное саморазрушение нигилистической мысли о нигилистическом акте саморазрушения, станет последним вздохом критического варварства… Но, увы, история показывает, что нигилизм не имеет дна.

Выставка «Iconoclash» была, на мой взгляд, такой попыткой локальной экологической перепланировки в садах, где произрастают наши предрассудки.