Теодор Адорно - Исследование авторитарной личности

Позиция этого мужчины по так называемому русскому вопросу близка определенным антисемитским стереотипам. Однако он ничего не имеет против евреев, ведь его жена – еврейка. Поэтому в данном случае антипатия может быть направлена на что-то другое.

Тем не менее существует также «врожденная» неприязнь N к России, которая строится на антипатии тоталитаризма. М204, пациент психиатрической клиники, страдающий фобией, являющийся умеренным социалистом и воинствующим пацифистом с низким баллом по всем показателям, – подходящий пример.

В качестве другого примера мы хотели бы описать случай М310, менеджера из рекламного агентства, сторонника либерализма из университетской группы повышения квалификации с необычно низким для этой группы людей баллом. Он подвергает критике формальный демократизм, но, несмотря на это, не приемлет также русской олигархической формы правления:

Временами подобная критика N производит впечатление, как будто они не признают американских коммунистов, так как те безоговорочно поддерживают политику русских.

М203, учитель с «либеральными, но не радикальными взглядами» и низким баллом по всем показателям:

Этот мужчина – убежденный антифашист, «который приход Бильбо в конгресс воспринял бы как позор».

Что касается прорусских настроений среди наших N, то здесь нельзя упустить, что в них есть что-то механическое. Здесь отчетливо проявляются стереотипы мышления N. На примере М713А мы можем еще раз подтвердить сказанное. Это молодой парень, участник войны. Он изучает садово-парковую архитектуру и имеет низкий балл по всем показателям.

Еще стоит под вопросом возможность сочетания постепенного прогрессивного развития с теорией диалектического материализма, которая официально принята в России или она просто является воплощением глупости в «самом большом эксперименте», проводимом когда-либо на земле. Известно, что идея социалистического «эксперимента» была заимствована из жаргонной лексики буржуазии с «разумным человеческим мышлением» и служит для замены традиционного социалистического понятия классовой борьбы фикцией совместного, единодушно одобренного риска. Она призывает осуществить попытку перехода к социализму при готовности современного общества в своем большинстве, несмотря на соотношение форм собственности. Такие представления несовместимы по меньшей мере с социалистической теорией, к которой, судя по всему, обнаруживают склонность наши респонденты. В любом случае он не углубляется, точно так же как и остальные участники опроса, в само марксистское учение или специфику проблем русских, а довольствуется суммарной положительной точкой зрения.

Кроме того, есть еще и идея «великой власти». То, что она не является исключением среди опрошенных N , или, говоря другими словами, их положительное отношение к России связано с успехами русских на полях сражений и на мировой арене, а не с ее политическим устройством, подтверждает позиция М619, заключенного из Сан-Квентина с низким баллом по Е и F, но высоким по РЕС, который не верит в возможность существования утопии:

Таким образом, мы можем заключить, что для большинства американцев само существование СССР является источником чувства постоянного неудобства. То, что появится и прочно установится новая власть, которая отменит свободное предпринимательство, сильно ослабило бы веру в либеральную экономику и политические институты либерализма, как «естественную» вечную форму правления, исключающую любую другую рациональную форму огранизации общества, на их взгляд, угрожает основным культурным принципам их страны, американскому стилю жизни. С другой стороны, успехи русских, тем более их военные успехи, задевают их американское чувство собственного достоинства и убеждение, что качество и стоимость работы определяются конечным результатом. Они подвергают сомнению американские ценности и подрывают в высшей степени либеральную идею, Н и N расходятся в методах разрешения этого внутреннего противоречия. По мнению Н , с СССР, чья система соотносительных понятий не совпадает с американской, надо покончить, олицетворив его с «самым страшным врагом», т. е. в психологическом смысле «врагом» всех остальных. Сам факт, что Россия достигла некоторых успехов, они используют в своих фантазиях: часто о силе русских говорят, как о «мировом господстве евреев». Для N Россия менее враждебна, что, без всякого сомнения, имеет свою причину. Но они делают попытки, правда, не как Н , подчинить это чувство «врага», стараясь судить объективно, причем они строят свое понимание на дистанцировании и превосходстве. Когда их симпатии к России становятся откровенными, они имплицитно воплощают русские феномены в идеи. При этом они представляют Россию зачастую несколько проще и «демократичнее», чем она есть на самом деле, как своего рода приключения первопроходцев, что напоминает об их собственных традициях. Однако часто отсутствуют признаки некоторой внутренней дистанции. Симпатия N к России кажется неестественной или вследствие механического принятия внешней «бирки» или идентификации, которая едва ли основывается на непосредственном чувстве, что это «мое» дело, а больше на теоретическом мышлении и моральных рефлексиях. Их суждение о России выражается в нерешительности, благосклонном выжидании, в словах «давай посмотрим», «как они это сделают», которые подчеркивают их рационализм и возможность, под предлогом рационализации, изменять свое отношение к России, если к этому будет вынуждать давление общественного мнения.